Брута огляделся. Свитки торчали из своих гнезд, будто кукушки из часов.
– Здесь все так… Никогда не встречал настоящего философа, – несколько сбивчиво промолвил он. – Вчера вечером…
– Следует запомнить, что в этих местах существуют три основных подхода к философии, – сказал Дидактилос. – Расскажи ему, Бедн.
– Есть зенонисты, – быстро ответил Бедн, – которые говорят, что мир сложен и беспорядочен. Есть ибидиоты, которые утверждают, что мир изначально прост и развивается в соответствии с определенными фундаментальными правилами.
– И есть я, – встрял Дидактилос, доставая свиток с полки.
– Учитель говорит, что мир в основном стар и смешон.
– И в нем вечно не хватает выпивки, – добавил Дидактилос.
– Боги… – вполголоса пробормотал он, и достал еще один свиток. – Ты хочешь узнать все о богах? Вот «Мышления» Зенона, вот «Банальности» старика Аристократа, вот глупые от первой до последней строчки «Отвлечения» Ибида, а также «Гимметрии» Легибия и «Теологии» Иерарха…
Пальцы Дидактилоса так и танцевали по полкам…
В воздух поднимались клубы пыли.
– И все это книги? – спросил Брута.
– О да. Здесь их всякая сволочь пишет.
– И люди могут их читать?
Вся жизнь Омнии подчинялась одной книге. А здесь были… сотни трудов…
– Ну, конечно, могут, если захотят, – пожал плечами Бедн. – Но сюда почти никто не заходит. Эти книги предназначены не для чтения. Скорее для написания.
– Мудрость веков, так сказать, – откликнулся Дидактилос. – Если хочешь доказать, что ты настоящий философ, ты обязан написать книгу. Потом ты бесплатно получаешь свиток и официальную философскую тогу.
В центре залы стоял большой каменный стол, освещаемый лучами солнца. Бедн развернул часть свитка. В золотистом свете заиграли яркие цветы.
– «О Прероде Растений» Оринжкрата, – пояснил Дидактилос. – Шестьсот растений и их использование…
– Как красиво, – прошептал Брута.
– Именно, в этих целях растения тоже можно использовать, – подтвердил Дидактилос. – О чем, кстати, совсем позабыл старина Оринжкрат. Молодец. Бедн, покажи-ка ему «Бестиарий» Филона.
Был развернут еще один свиток. Множество изображений животных, тысячи непонятных слов.
– Но… рисовать животных… это неправильно… Разве у вас не запрещено…
– Здесь собраны изображения практически всех живых тварей, – пояснил Дидактилос.
Искусство входило в список вещей, которые в Омнии крайне не одобрялись.
– А эту книгу написал сам Дидактилос, – сказал Бедн.
Брута посмотрел на изображение черепахи. На ней стояли… «Слоны, это слоны», – услужливо подсказала ему память, навсегда запечатлевшая мельком просмотренный бестиарий. …На спине у черепахи стояли слоны, которые держали большое, с горами и океаном, гигантским водопадом обрушивающимся с края…
– Как такое может быть? – удивился Брута. – Мир на спине черепахи? Почему все постоянно твердят мне об этом? Это не может быть правдой!
– Расскажи это мореплавателям, – хмыкнул Дидактилос. – Любой из них, кто хоть раз плавал в Краевой океан, знает, что наш мир – плоский. Зачем отрицать очевидное?
– Да нет же! Мир – это идеальная сфера, вращающаяся вокруг сферы Солнца. Так говорится в Семикнижье. И это… логично. Так и должно быть.
– Должно? – переспросил Дидактилос. – Ничего не знаю о том, что должно быть, а что – нет. «Должно» – это слово философами не применяется.
– А… это что такое? – Брута указал на окружность, расположенную сразу под изображением черепахи.
– Это карта, – пояснил Бедн.
– Карта мира, – добавил Дидактилос.
– Карта? А что такое карта?
– Это такая картинка, которая показывает, где ты находишься, – объяснил Дидактилос.
Брута в изумлении уставился на карту:
– А откуда ей-то об этом знать?
– Ха!
– Боги, – подсказал Ом. – Мы пришли сюда, чтобы расспросить его о богах.
– И это все правда? – спросил Брута.
Дидактилос пожал плечами:
– Может быть, может быть. Мы – здесь и сейчас. А все остальное – лишь догадки. Во всяком случае, я так считаю.
– То есть ты сам не знаешь, правда это или нет?
– Я думаю, что это может быть правдой, – ответил Дидактилос. – Но могу ошибаться. Быть философом – это значит сомневаться.
– О богах, о богах с ним поговори… – еще раз подтолкнул Ом.
– Боги… – едва слышно произнес Брута.
Его разум был словно охвачен огнем. Люди пишут все эти книги, а сами ни в чем не уверены, сомневаются. Вот он – уверен, и брат Нюмрод – уверен, а уверенностью дьякона Ворбиса вообще можно гнуть подковы. Уверенность – та же скала.
Теперь он понимал, почему при разговоре об Эфебе лицо Ворбиса серело от ненависти, а голос напрягался, будто натянутая проволока. Если истина вдруг перестает существовать, что остается? Эти самодовольные старикашки, посвятившие всю свою жизнь разрушению опор мира, могут предложить одну лишь неуверенность. И они этими гордятся?
Бедн стоял на небольшой стремянке и перебирал свитки на полках. Дидактилос сидел напротив Бруты, не сводя с него своих невидящих глаз.
– Тебе это не понравилось, верно? – спросил философ.
Брута ничего не ответил.
– Знаешь, – сказал Дидактилос почти небрежно, – говорят, что у слепых людей, подобных мне, очень хорошо развиты другие чувства. Только это неправда. Таким образом эти сволочи хотят искупить свою вину. Подобные сплетни избавляют их от обязанности испытывать к нам жалость. Но когда ты не можешь видеть, ты начинаешь учиться слышать. Прислушиваешься, как люди дышат, какие звуки производит их одежда.
Появился Бедн с очередным свитком.
– Не нужно было так… – голосом полным страданий произнес Брута. – Все это… – продолжить он не смог.
– Об уверенности я знаю все, – произнес Дидактилос, и в голосе его не было прежней легкости и раздражительности. – Я прекрасно помню, как отправился в Омнию, когда еще не был слепым. Это было до того, как вы закрыли границы и запретили людям путешествовать. И в этой вашей Цитадели я лично видел, как толпа забила камнями человека в яме. Ты когда-нибудь наблюдал подобное?
– Это обязательное действие, – пробормотал Брута. – Чтобы душа очистилась от греха и…
– О душе я ничего не знаю. На эту тему я стараюсь не философствовать, – прервал его Дидактилос. – Могу сказать только, что зрелище было ужасным.
– Состояние тела не…
– Нет, я говорю не о том бедняге, что сидел в яме, – снова перебил его философ. – А о людях, бросавших камни. Они были полностью уверены. Уверены в том, что в яме сидят не они. Это было написано на их лицах. И они были этому так рады, что бросали камни изо всех сил.
