– Это действительно любопытно, – изрек один из них. – Свидетельством нашего существования является факт нашего существования, ты это хочешь сказать?
– Заткнись, – велел Зенон не оборачиваясь.
– Вы здесь что, дрались? – спросил Брута.
На лицах собравшихся философов отразились разные степени потрясения и ужаса.
– Дрались? Мы? Мы же философы! – с пафосом воскликнул потрясенный Ибид.
– Подумать только! – покачал головой Зенон.
– Но вы… – начал было Брута.
Зенон махнул рукой:
– Просто оживленный спор.
– Тезис плюс антитезис равняется истерезис, – добавил Ибид. – Обязательная проверка вселенной. Молотом интеллекта по наковальне фундаментальной истины…
– Заткнись, – перебил Зенон. – Чем можем помочь, молодой человек?
– Спроси у них о богах, – подтолкнул его Ом.
– Э… Мне хотелось бы узнать побольше о богах, – сказал Брута.
Философы переглянулись.
– О богах? – переспросил Зенон. – Боги нас не интересуют. Ха! Пережитки устаревшей системы вероисповедания.
По ясному вечернему небу прокатились раскаты грома.
– Кроме, конечно, Слепого Ио, что повелевает громами, – не меняя тона, произнес Зенон.
Небо распорола вспышка молнии.
– И Кубала, Бога Огня.
Задрожали стекла от порыва ветра.
– Бог Ветра Плоскостопий тоже неплохой парень, – отозвался Зенон.
В воздухе материализовалась стрела и воткнулась в стол рядом с рукой Зенона.
– А Посланец Богов Федекс велик во все времена, – поспешил заметить Зенон.
В дверях появилась птица. По крайней мере, это существо чем-то напоминало птицу. Фут ростом, черно-белое, с изогнутым клювом и выражением на морде, подразумевающим, что самое плохое в жизни с существом уже случилось.
– Что это? – спросил Брута.
– Пингвин, – раздался в его голове голос Ома.
– Богиня Мудрости Патина? О, одна из лучших, – сказал Зенон
Пингвин каркнул на него и уковылял во тьму.
Философы выглядели несколько смущенными.
– А Фургул, Бог Снежных Лавин? – спросил Ибид. – Где находится линия снегов?
– В двухстах милях от нас, – ответил кто-то.
Философы немного подождали. Ничего не произошло.
– Пережиток устаревшей системы вероисповедания.
Стена ледяной белой смерти не спешила обрушиться на Эфеб.
– Глупая персонификация силы природы, – сказал один из философов уже несколько громче.
Все явно расслабились.
– Примитивное поклонение.
– Не дал бы за него и ломаного гроша.
– Простая рационализация неизвестного.
– Ха! Грубый вымысел, пустая болтовня устрашения слабых и глупых!
Слова уже готовы были сорваться с языка Бруты, и он не сдержался:
– А здесь всегда так холодно? Я почему-то, начинаю замерзать.
Философы разом отодвинулись подальше от Зенона.
– Хотя, если подумать, – сказал Зенон, – одного у Фургула не отнять, очень отзывчивый бог. Любит пошутить, как и всякий хороший… человек.
Он быстро огляделся. Спустя некоторое время философы успокоились и, казалось, совсем забыли о Бруте.
Только сейчас он смог по-настоящему осмотреть зал. В таверну он попал впервые в жизни, а это была именно таверна. Вдоль одной из стен тянулась стойка, а позади нее располагались обычные для эфебских забегаловок украшения: ряды кувшинов для вина, стеллажи с амфорами и веселые изображения весталок на картонных коробочках для соленого арахиса и козьего вяленого мяса, пришпиленных к стене в надежде на то, что в мире найдутся люди, которые начнут в массовом порядке скупать коробочки с орехами только ради того, чтобы посмотреть на картонный сосок.
– Что это такое? – прошептал Брута.
– Откуда я знаю? Выпусти меня, тогда скажу.
Брута открыл короб и вытащил черепашку. Слезящийся черепаший глаз осмотрел зал.
– О, типичная таверна, – подвел итог Ом. – Замечательно. Закажи мне блюдце того, что все здесь пьют.
– Таверна? Здесь пьют алкоголь?
– Очень на это надеюсь.
–– Но… но… Семикнижье не менее семнадцати раз категорически призывает нас воздержаться от…
– Понятия не имею почему, – перебил его Ом. – Видишь человека, который протирает кружки? Просто подойди к нему и скажи: «Дай-ка мне…»
– Но вино делает разум человеческий бесплодным, так сказал пророк Урн. И…
– Повторяю еще раз! Я никогда не говорил ничего подобного! А теперь скажи этому человеку…
Но тут человек сам заговорил с Брутой. Словно по волшебству, он возник напротив него с другой стороны стойки, все еще протирая свою кружку.
– Добрый вечер, господин. Что желаешь?
– Я хотел бы выпить воды, – отчетливо произнес Брута.
– А для черепашки?
– Вина! – раздался голос Ома.
– Не знаю… – протянул Брута. – А что обычно пьют черепахи?
– Те, что живут у нас, обычно пьют молоко с крошками хлеба, – ответил хозяин таверны.
– И у вас здесь много черепах? – спросил Брута, стараясь не обращать внимания на отчаянные вопли Ома.
– Очень полезное с философской точки зрения животное. Обгоняет метафорические стрелы, побеждает зайцев на бегах… Крайне полезное животное.
– Гм… Но у меня… у меня совсем нет денег, – смущенно признался Брута.
Хозяин чуть наклонился к нему:
– Знаешь, что я скажу… Декливитий только что поставил всем выпивку. Он и не заметит.
– Хлеб и молоко?
– О, спасибо, большое спасибо.
– У нас здесь все собираются, – сказал бармен откидываясь назад. – Стоики. Циники. Циники любят выпить. Эпикурейцы. Сохастики. Анамаксандриты. Эпистемологи. Перипатетики. Синоптики. Все виды. Я лично всегда придерживался следующего мнения, – он взял очередную кружку и принялся ее протирать, – для создания мира все пригодятся.
– Хлеб и молоко! – заорал Ом. – Ты еще ощутишь на себе гнев божий, это я тебе обещаю. А теперь спроси у него о богах.
– Слушай, – нерешительно промолвил Брута, потягивая воду из кружки, – кто-нибудь из них разбирается в богах?
– С этим лучше обратиться к священнослужителю, – ответил бармен.
– Нет, я имею в виду… Кто такие боги… Как они появляются… В этом кто-нибудь разбирается? – спросил Брута, стараясь подстроиться под манеру речи хозяина таверны.
