— Ничего, до рассвета куча времени.
— А я говорю, не успеем.
— Гита, ведьма не знает, что такое неудача.
Они снова вырвались в чистое небо. По Краю Диска растекалась золотая полоска — полусонная заря, шаря по Плоскому миру, не торопясь сгребала остатки ночи.
— Эсме? — спустя некоторое время обратилась к подруге нянюшка.
— Да?
— Неудача — это когда тебе не везет.
На несколько секунд воцарилась неловкая пауза.
— Я говорила… как его… Фигурально, понятно? — наконец произнесла матушка.
— А… Ну. Так бы и сказала.
Световая кайма между тем становилась все плотнее и ярче. В первый раз за эту ночь червячок сомнения проник в чертоги матушкиного разума, однако, оказавшись в столь непривычной для себя обстановке, несколько растерялся.
— Слушай, Гита, а ты, случаем, не знаешь, сколько в Ланкре петухов? — тихо спросила матушка.
— Ты опять, это, фиге… фигорально?
— Нет, я серьезно.
Нянюшка выпрямилась. В Ланкре насчитывалось ровно тридцать два петуха глоткодерного возраста. Это она знала наверняка. Знала потому, что вчера вечером — или сегодня вечером? — дала Джейсону соответствующие указания. У нянюшки было пятнадцать детей, несметное число внуков и правнуков, а у тех в распоряжении была целая ночь, чтобы как следует подготовиться. Срок вполне достаточный.
— О, слыхала? Шум какой-то со стороны Захребетья?
Нянюшка с серьезным лицом оглядела затянутые утренней дымкой окрестности. В ранние часы звуки чувствуют себя весьма привольно.
— Слыхала что? — уточнила она.
— Странный звук… Что-то типа «курк-курк»…
— Да нет, вроде ничего не слышно. Матушка резко повернулась:
— А теперь оттуда… Нет, я точно его слышала. Этакое " ку-кар-р-р-ххх "…
— Не знаю, Эсме, — пожала плечами нянюшка, ухмыляясь предрассветному небу. — Кстати, прямо по курсу — Ланкрский мост.
— Во, и вон там кто-то заорал! Вон, прямо под нами! Говорю тебе, здесь явно что-то происходит.
— И чего тебе все мерещится, Эсме? Ну птички, ну встречают зарю. Ты лучше вперед посмотри, всего миля осталась.
Матушку посетили смутные сомнения. Она смерила подозрительным взором затылок своей компаньонки:
— Слушай, по-моему, ты что-то затеяла.
— Да никогда, Эсме.
— А почему у тебя плечи трясутся?
— Шаль где-то потеряла. И замерзла. Ладно, подлетаем уже.
Матушка мрачно уставилась в пустоту, подозрения крепчали. Тут точно какой-то заговор. Ничего, все узнаем, дайте только время…
А между тем на ведьм уже плавно надвигались отсыревшие доски той единственной ниточки, что связывала Ланкр с остальным миром. Со стороны большого курятника, расположенного в полумиле от моста, донесся сдавленный клекот, завершившийся серией глухих ударов.
— А это что такое? Тоже не знаешь? — рявкнула матушка.
— Наверное, чумка в птичнике…. Так, тихо, я иду на посадку.
— Да ты никак смеяться надо мной вздумала?!
— Что ты, что ты, я, наоборот, всем сердцем радуюсь за тебя, Эсме. Сегодня ты вписала свое имя в историю, поверь мне на слово.
Они проскользнули между балками моста. Матушка осторожно ступила на склизкие от грязи доски и первым делом разгладила складки на юбке.
— Да? Ну что ж… — нарочито безразлично отозвалась она.
— Люди будут говорить, что ты саму Черную Алиссию за пояс заткнула, — продолжала нянюшка.
— Люди вообще поговорить любят, — напомнила матушка.
Перегнувшись через перила, она устремила взор в пенное месиво, беснующееся в пасти бездны, а потом перевела взгляд на утес, на котором приютился Ланкрский замок.
— Значит, будут говорить? — все так же безразлично уточнила матушка.
— Точно-точно.
— Хм-м.
— Ты, главное, чары не забудь завершить.
Матушка Ветровоск кивнула. Повернувшись лицом к рассвету, она торжественно вскинула руки и произнесла последние строки заклинания.
Временной скачок длиной в пятнадцать лет и два месяца едва ли возможно описать словами.
Куда легче изобразить его при помощи картинок, включающих в себя, положим, настенный календарь, быстро-быстро роняющий свои листы; часы-ходики, чьи стрелки кружатся с такой скоростью, что сливаются в одно пятно; деревья, которые за доли секунды расцветают и тут же дают плоды…
В общем, вы поняли. А можно привести в пример солнце, пламенеющей дугой летающее по небу; дни и ночи, мерцающие в призме вертящегося калейдоскопа; витрины модных магазинов, меняющие тряпки, как стриптизерша, вынужденная за обед обежать пять пабов.
Такой скачок может быть запечатлен в несметном количестве ликов, однако ни один из них не будет востребован хотя бы потому, что ничего из вышеописанного не происходило.
Солнце и впрямь как будто дернулось, а деревья, окаймляющие ущелье, похоже, прибавили в росточке. Нянюшка же никак не могла избавиться от странного ощущения, будто некто увесистый брякнулся прямо ей на плечи, размазал по земле, но тут же вернул все на место.
О нет, королевство не стало утруждать себя занудным мельканием небес, от которого только голова кружится. Оно решило обойти всю эту суматоху сторонкой и зайти в открытую дверь, а не ломиться сквозь толстенную стену, выставляя себя в глупейшем свете. Это и есть основной принцип путешествий во времени, который, к сожалению, так никто и не открыл.
Поцелуй длился пятнадцать с лишним лет. Лягушки так не умеют.
Шут наконец оторвался от Маграт и помотал головой.
— У тебя случайно не возникло ощущения, что мир вокруг нас изменился? — спросил он.
Маграт осторожно оглянулась на лес за спиной.
— По-моему, у нее все-таки получилось, — сказала она.
— Что именно?
— Да так, ничего, — помешкав секунду, пробормотала юная ведьма. — В общем, не важно…
— Тогда как ты посмотришь на то, чтобы провести повторное испытание? Мне кажется, вторая попытка должна выйти лучше.
Маграт кивнула.
На сей раз поцелуй длился всего пятнадцать секунд. Но ощущений было больше.
Стены замка заходили ходуном. Обеденный стол, подпрыгнув, скинул на пол поднос, лишая герцога Флема каши, которую замковый повар впервые посолил в меру.
Землетрясение почувствовали даже привидения, которые набились в хижину нянюшки Ягг, как команда по регби — в телефонную будку.
Толчки не обошли стороной и курятники королевства, в результате чего пальцы, сжимающие петушиные глотки, разжались и… И тридцать два чуть не погибших от удушья кочета, вздохнув полной грудью, исступленно заорали, призывая рассвет. Но они опоздали.
