– Лягушки.
– Камни.
– Бандиты-неудачники.
– Шитики – вот что я имел в виду, – вспомнил Ринсвинд. – Когда волшебник собирается с кем-то воевать, первым делом он строит себе башню.
– Она очень большая, – заметил Найджел. Ринсвинд мрачно кивнул.
– И куда мы направляемся? – поинтересовалась Канина.
Ринсвинд пожал плечами.
– Прочь.
Прямо под ними проплывала внешняя стена дворца. Не успели они миновать ее, как стена затряслась, и кирпичи начали взмывать вверх, присоединяясь к стае камней, с жужжанием вьющихся вокруг новой башни.
Спустя некоторое время Канина не выдержала:
– Ну хорошо. Как ты заставил ковер взлететь? Он действительно делает противоположное тому, что ты ему приказываешь?
– Нет. Я просто обратил внимание на некоторые фундаментальные детали его стратификационного и пространственного расположения.
– Не поняла, – призналась она.
– Хочешь, чтобы я объяснил это неволшебным языком?
– Ага.
– Ты положила его на пол изнанкой вверх, – сказал Ринсвинд.
Несколько мгновений Канина сидела не шевелясь.
– Должна признать, он очень удобный, – наконец заговорила она. – Впервые в жизни лечу на ковре-самолете.
– А я впервые в жизни управляю таким ковром, – рассеянно откликнулся Ринсвинд.
– И у тебя хорошо получается, – похвалила она.
– Спасибо.
– Ты говорил, тебя пугает высота.
– Приводит в ужас.
– По тебе незаметно.
– Я сейчас не об этом думаю.
Ринсвинд обернулся и посмотрел на возвышающуюся у них за спинами башню. За последнюю минуту она здорово выросла, и на ее вершине распустился затейливый бутон башенок и зубчатых стен. Над ней роем кружила черепица. Отдельные плитки пикировали вниз, словно керамические пчелы на бомбометании, и, позвякивая, укладывались на место. Башня была невероятно высокой, и камни у ее основания давно были бы растерты в пыль, если бы не потрескивающая в них магия.
Все, конец организованному волшебству. Два тысячелетия мирной магии пошли псу под хвост, на Диске снова росли башни, в воздухе носилась сырая магия, а значит, вскоре что-то серьезно пострадает. Возможно, это будет Вселенная. Магия в чрезмерных количествах способна искажать вокруг себя пространство и время, а это не слишком хорошие новости для человека, который за долгие годы привык к тому, что такие вещи как следствия идут за такими вещами как причины.
Но Ринсвинд не мог объяснить это своим спутникам. Они, похоже, так и не уловили суть дела. Если говорить более конкретно, они так и не осознали, что такое погибель. Они страдали от ужасного заблуждения, что что-то еще можно сделать. И были готовы изменить мир так, как им того хочется, – или умереть в процессе. А вся беда умирания в процессе состоит в том, что в процессе вы умираете.
Смысл былой организации Университета заключался в том, что она поддерживала нечто вроде мира между волшебниками, которые обычно сходятся друг с другом без особых проблем – примерно как коты в мешке. И теперь, когда они вступили в бой без перчаток, каждый, кто попытается встать между ними, окажется сильно поцарапанным. Это вам не та старая, спокойная, немного глуповатая магия, к которой привык Диск. Это магическая война, пронизывающая и раскаленная добела.
Ринсвинд никогда не мог похвастаться способностями к предвидению будущего. По правде говоря, он и настоящего толком не видел. Но он с унылой уверенностью предчувствовал, что в самом ближайшем будущем, секунд этак через тридцать, кто-нибудь непременно скажет:
– Надо же что-то предпринять!
Внизу, под ними, проплывала пустыня, освещенная косыми лучами заходящего солнца.
– Что-то звезд маловато, – заметил Найджел. – Может, они боятся выходить на небо?
Ринсвинд поднял голову. В воздухе висела серебристая дымка.
– Это сырая магия оседает из атмосферы, – пояснил он. – Атмосфера ею перенасыщена.
Двадцать семь, двадцать восемь, два…
– Надо же что-то… – начала Канина.
– Не надо, – оборвал ее Ринсвинд и ощутил едва уловимое удовлетворение.
– Волшебники будут сражаться друг с другом до тех пор, пока не останется кто-нибудь один. Их так просто не разнять.
– Мне не помешало бы немного выпить, – заявил Креозот. – Не могли бы мы остановиться где-нибудь, где я мог бы купить трактир?
– На какие шиши? – поинтересовался Найджел. – Ты ж теперь бедный, забыл?
– Бедность меня не волнует, – ответил сериф. – Труднее всего примириться с трезвостью.
Канина легонько ткнула Ринсвинда в ребра и поинтересовалась:
– Это ты ведешь эту штуковину?
– Нет.
– Тогда куда она летит?
Найджел посмотрел вниз.
– Судя по всему, она летит в сторону Пупа. К Круглому морю.
– Но кто-то ведь должен ею управлять.
«Привет», – раздался в голове Ринсвинда дружеский голос.
«Это, случаем, не моя совесть опять объявилась?» – подумал Ринсвинд.
«Я чувствую себя просто ужасно».
«Что ж, очень жаль, – пожал плечами Ринсвинд, – но я здесь ни при чем. Я всего лишь жертва обстоятельств. Не понимаю, почему я всегда должен брать на себя всю ответственность?»
«Да, но ты мог бы хоть что-нибудь предпринять».
«Что, например?»
«Ты мог бы уничтожить чудесника. Тогда мир будет спасен».
«У меня нет на это никаких шансов».
«Тогда, по крайней мере, ты мог бы умереть в процессе. Это предпочтительнее, чем позволить разгореться магической войне».
– Слушай, заткнись, пожалуйста, – вслух попросил Ринсвинд.
– Что? – переспросила Канина.
– А? – рассеянно отозвался Ринсвинд. Посмотрев ничего не выражающим взглядом на голубой с золотом узор под собой, он вдруг добавил: – Это ты управляешь им, да? Через меня? Это подло!
– О чем ты говоришь?
– О-о. Прости. Я разговариваю сам с собой.
– Думаю, нам лучше приземлиться, – предложила Канина.
Они плавно спустились к полукруглому пляжу, расположенному в том месте, где пустыня соприкасалась с морем. При нормальном освещении этот пляж с его песком, образованным миллиардами крошечных осколков ракушек, был бы ослепительно белым, но в это время дня он казался красным, как кровь, и первобытным. Кучи плавника, изрезанного волнами и выбеленного солнцем, громоздились вдоль линии прибоя, словно кости древних рыб или самый большой во Вселенной прилавок с приспособлениями для аранжировки цветов. Ничто не шевелилось, за исключением волн. Поблизости высилось несколько валунов, раскаленных, словно огнеупорный кирпич, поэтому моллюски и водоросли предпочитали не приближаться к ним.
