Ножницы Канины деловито щелкали.
– Должна сказать, что капитан, похоже, был крайне рад заполучить нас в качестве пассажиров, – заметила она.
– Это потому, что, согласно поверьям, волшебник приносит кораблю счастье, – отозвался Ринсвинд. – Разумеется, это не так.
– А многие верят, – возразила Канина. – О, для других это к счастью, но не для меня. Я плавать не умею.
– Что, вообще нисколечко не проплывешь?
Ринсвинд помешкал с ответом, осторожно теребя звезду на своей шляпе.
– Как ты думаешь, какая здесь глубина? Примерно?
– По-моему, около дюжины фатомов.
– Тогда, наверное, проплыву около дюжины фатомов.
– Прекрати так дрожать, я чуть не отстригла тебе ухо, – резко бросила Канина и, свирепо взглянув на проходящего матроса, взмахнула ножницами. – В чем дело? Никогда не видел, как человеку стрижку делают?
Кто-то наверху, на мачте, отпустил шуточку, которая вызвала взрыв грубого хохота на брам-стеньге – впрочем, может быть, это был нок рея.
– Я сделаю вид, что ничего не слышала, – сообщила Канина и яростно дернула гребень, вытряхнув из волос Ринсвинда множество безобидных мелких животных.
– Ай!
– Нечего ерзать!
– Трудно не ерзать, зная, кто именно машет вокруг твоей головы парой стальных лезвий!
Вот так и текло это утро, сопровождаемое стремительно несущимися волнами, поскрипыванием мачт и довольно сложной ступенчатой стрижкой. Поглядев на себя в осколок зеркала, Ринсвинд был вынужден признать, что его внешность изменилась в лучшую сторону.
Капитан сообщил им, что судно направляется в город Аль Хали на пупстороннем побережье Клатча.
– Типа Анка, только вместо ила там песок, – растолковал Ринсвинд, склоняясь над поручнем. – Зато там хороший рынок рабов.
– Работорговля безнравственна, – твердо заявила Канина.
– Да ну? Надо же! – отозвался Ринсвинд.
– Хочешь, я тебе еще бороду подравняю? – с надеждой предложила Канина, но вдруг замолчала и, застыв с раскрытыми ножницами в руке, уставилась на море.
– А что за люди, которые плавают на каноэ с какими-то дополнительными деталями сбоку, чем-то вроде красного глаза, нарисованного на носу, и небольшим парусом? – спустя некоторое время спросила она.
– Похоже на пиратов-работорговцев из Клатча, – ответил Ринсвинд, – но это большое судно. Вряд ли кто-нибудь осмелится напасть на него.
– Один не осмелится, – Канина по-прежнему смотрела на размытую линию в том месте, где море переходит в небо. – Но пятеро могут. Ринсвинд вгляделся в висящую вдали дымку и поднял глаза на вахтенного. Тот покачал головой.
– Да ладно тебе, – хмыкнул волшебник с юмором, присущим засорившейся канализационной трубе. – На самом деле ничего там нет. Наверное, ты просто шутишь.
– По десять человек в каждом каноэ, – мрачно сообщила Канина.
– Послушай, шутки шутками…
– С длинными изогнутыми саблями.
– Но я не вижу ни…
– …Длинные и довольно грязные волосы развеваются на ветру…
– С обсеченными кончиками? – кисло пошутил Ринсвинд.
– Ты что, пытаешься острить?
– Я?
– А у меня при себе никакого оружия, – пожаловалась Канина, бросаясь к своим пожиткам. – Держу пари, на этом судне не найдется ни одного приличного меча.
– Ничего. Может, они просто хотят по-быстрому вымыть головы.
Пока Канина лихорадочно рылась в мешке, Ринсвинд бочком подобрался к коробке со шляпой аркканцлера и осторожно открыл крышку.
– Там ведь никого нет, правда? – спросил он.
«Откуда мне-то знать? Надень меня».
– Что? Себе на голову?
«О Создатель!»
– Но я не аркканцлер! – воскликнул Ринсвинд. – То есть я слышал о хладнокровных людях, но…
«Я должна воспользоваться твоими глазами. Надень меня. Себе на голову».
– Гм.
«Доверься мне».
Ринсвинд не мог ослушаться. Он аккуратно снял потрепанную серую шляпу, с тоской посмотрел на облупившуюся звезду и вынул из коробки шляпу аркканцлера. Она была несколько тяжелее, чем он ожидал. Окружающие тулью октарины слабо поблескивали.
Он осторожно опустил ее на новую стрижку, крепко сжимая поля на случай, если вдруг ощутит первые признаки леденящего холода.
На самом деле он просто почувствовал себя невероятно легким. И еще у него появилось ощущение огромного знания и могущества – не то чтобы присутствующее, но вертящееся на кончике его метафорического языка.
В его мозгу мелькали обрывки разрозненных воспоминаний, но он не помнил, чтобы они вспоминались ему раньше. Он осторожно исследовал их, как исследуют языком больной зуб, и они оказались перед ним…
Две сотни покойных аркканцлеров, выстроившись в колонну, конец которой терялся в свинцовом, сумрачном прошлом, смотрели на него пустыми серыми глазами.
«Вот почему так холодно, – сказал себе Ринсвинд. – Тепло просачивается в мир мертвецов. О нет…»
Шляпа заговорила, и он увидел, как две сотни пар бледных губ разом шевельнулись.
«Кто ты?»
«Ринсвинд, – подумал Ринсвинд. И где-то в сокровенных тайниках своего сознания попытался мысленно воззвать сам к себе: – На помощь!»
Он почувствовал, как его колени начинают подгибаться под грузом событий.
«Интересно, каково оно – быть мертвым?» – подумал он.
«Смерть – не более чем сон», – ответили мертвые маги.
«Но что при этом чувствуешь?» – настаивал Ринсвинд.
«Когда боевые каноэ сюда доберутся, у тебя появится непревзойденный шанс это выяснить, Ринсвинд».
Ринсвинд с воплем ужаса вскочил на ноги и сорвал с себя шляпу. Его вновь захлестнула реальная жизнь и реальные звуки, но поскольку под самым его ухом кто-то лихорадочно бил в гонг, легче ему не стало. Теперь уже и матросы увидели каноэ, в неестественной тишине рассекающие волны. Люди в черном, сидящие на веслах, должны были бы улюлюкать и испускать крики. Это не улучшило бы положения вещей, но показалось бы более уместным. Их молчание свидетельствовало о крайне неприятной целеустремленности.
– О Создатель, это было ужасно, – сказал Ринсвинд. – И имей в виду: то, что происходит сейчас, – тоже.
По палубе взад-вперед бегали матросы с абордажными саблями в руках. Канина постучала Ринсвинда по плечу.
– Нас будут брать живьем, – сообщила она.
– О… – слабо отозвался Ринсвинд. – Хорошо.
Тут он припомнил о клатчских работорговцах еще кое-что, и у него пересохло в горле.
