* * *
Ответ на шифротелеграмму пришел через три дня и ничем
Александра Семеновича не порадовал. Фразы были гладкие, казенные, привычные, ни
глазу, ни уму зацепиться не за что. За время отбывания наказания Сауляк Павел
Дмитриевич, 1951 года рождения, осужденный в марте 1994 года по статье 206,
часть 3 УК РСФСР и приговоренный к двум годам лишения свободы с отбыванием
наказания в колонии общего режима, ничем особенным не выделялся. С
«отрицаловкой» не якшался, но и с администрацией не сотрудничал. Добросовестно
трудился в пошивочном цехе, где осужденные создавали непревзойденные творения
портновского дела – брезентовые рукавицы и палатки. Нарушений режима не
допускал, посылок и писем не получал, на свидания к нему никто не приезжал.
Вопрос об условно-досрочном освобождении им не ставился, но никаких особых
оснований к этому и не было. Да, дисциплину соблюдал, но признаков того, что он
осознал свою вину, раскаялся и искупил ее трудом, не наблюдалось. Замкнут,
нелюдим, в контакт ни с осужденными, ни с представителями администрации не
вступал. Сауляк был арестован 4 февраля 1994 года, соответственно срок лишения
свободы исчислялся с момента заключения под стражу и 3 февраля 1996 года
истекал.
Прочтя этот маловразумительный текст, генерал Коновалов
пожал плечами. Он точно знал, что так, как написано, просто не бывает. Не может
находящийся в колонии человек спокойно и мирно трудиться и ни с кем не
конфликтовать и не контактировать. Либо его должна прикрывать администрация,
либо он должен входить в группировку вокруг какого-нибудь лидера, в так
называемую «семью». В любом другом случае конфликты и контакты неизбежны, и
Сауляк должен был как минимум два-три раза дать в морду кому-нибудь, причем не
слегка, а как следует, чтобы от него отстали, и получить за это пятнадцать
суток штрафного изолятора, а то и все тридцать. Однако в ответе, пришедшем из
колонии, было черным по белому написано, что нарушений режима за осужденным
Сауляком не числится, а конфликтных отношений с другими осужденными у него нет,
и это наводило Александра Семеновича на грустную мысль о том, что либо сотрудник
оперчасти, составлявший ответ, ничего не понимает в своей работе, либо тут
что-то нечисто. Пожалуй, Антон Минаев прав, за этим Сауляком нужно присмотреть.
Еще день ушел у Александра Семеновича на то, чтобы решить,
какими силами попытаться прикрыть загадочного агента-хулигана. До 3 февраля
оставалось семь дней. Не так уж много, чтобы как следует подготовить
комбинацию, а ведь ее еще надо было придумать… И генерал Коновалов позвонил
человеку, которому, как он считал, он мог доверять полностью. Он позвонил в
Управление уголовного розыска ГУВД Москвы, начальнику отдела по борьбе с
тяжкими насильственными преступлениями полковнику Виктору Гордееву.
* * *
Настя Каменская давно уже не мерзла так отчаянно, как в эту
зиму. В течение нескольких предыдущих лет температура в зимние месяцы крутилась
вокруг нуля, под ногами постоянно было сыро и слякотно, сапоги протекали, а
форточки в помещениях можно было держать открытыми круглые сутки. В этом году
природа опомнилась и решила показать, что такое зима, чтобы народ не забывал.
По утрам Насте было холодно вылезать из-под одеяла, и это
только добавляло ей страданий, потому что вообще утренний подъем был для нее
мероприятием трагическим, особенно если за окном еще было темно. Вскочив с
постели, она бежала на кухню, зажигала газ во всех четырех конфорках, после
чего мчалась в ванную и становилась минут на десять-пятнадцать под горячий душ,
ожидая, когда организм соизволит проснуться, а в кухне станет тепло. Каждый
день, стоя под обжигающими струями воды, она думала об одном и том же: «За что
мне это? Почему я должна так мучиться? Я так хочу лечь, у меня закрываются
глаза, у меня подгибаются ноги, я ничего не соображаю, у меня кружится голова.
Я не могу вставать в половине седьмого, я не могу, я не могу!» Но точно так же
каждый день она выходила из ванной, наливала себе чашку крепкого кофе и стакан
ледяного сока, и уже через четверть часа жизнь казалась ей вполне сносной, а
недавние горестные причитания – глупыми и пустыми. Самыми тяжелыми были первые
минуты после подъема, и нужна была недюжинная сила воли, чтобы их пережить и не
сломаться. Почему Настя Каменская была так устроена, никто не знал, но все
привыкли, в том числе и она сама.
Сегодня она стояла под душем и в соответствии с заведенным
порядком отчаянно жалела сама себя, когда из-за двери послышался голос мужа:
– Тебе гренки жарить на завтрак?
– Не надо, – ответила она страдальческим голосом.
– А что хочешь? Яичницу?
– Ничего не хочу. Хочу умереть.
– Понятно, – усмехнулся за дверью Алексей. –
Значит, гренки. Кончай придуриваться, на кухне уже тропическая жара.
Она выключила воду и сразу почувствовала, как хорошо
прогретая ванная начала наполняться холодным воздухом, коварно вползающим
из-под двери. Настя торопливо вытерлась, завернулась в длинный теплый халат и
метнулась в сторону кухни, где ее ждало спасительное тепло.
– Везет же некоторым, – с шутливой завистью
пробормотала она, вонзая зубы в сочный кусок поджаренного белого хлеба с
расплавленным сыром. – И на работу с утра пораньше бежать не надо, и
встают по утрам как на праздник, без слез и мучений.
– Ага, – подтвердил муж, – везет же некоторым с
мужьями. Терпеливые, любящие, и встают по утрам, чтобы завтрак жене
приготовить, и по магазинам ходят, и с тяжелым характером супруги мирятся.
Почему у тебя есть такой муж, а у меня такой жены нет?
– Выбирать не умеешь, – пожала плечами Настя. – За
те пятнадцать лет, что ты меня домогался, ты вполне мог бы подыскать себе
что-нибудь получше. Кто ж виноват, что ты уперся рогом – и ни в какую, подавай
тебе меня. Между прочим, а ты чего вскочил в такую рань? Ты же вроде бы
собирался сегодня дома работать.
– Я и сейчас собираюсь. Тебя, лентяйку, пожалел, встал,
чтобы тебе завтрак приготовить.
– Спасибо, солнышко, я ценю, – благодарно улыбнулась
Настя. – Когда вам обещали зарплату выплатить?
– Нам не обещают, нам ее молча не выплачивают, –
хмыкнул Алексей. – Как в ноябре не заплатили, так и молчат по сей день. А
что, у нас намечаются проблемы?
– Еще не знаю, но вполне возможно. Нам тоже за январь не
заплатили, но по крайней мере обещают со дня на день. На вчерашний день у нас с
тобой было триста тысяч в заначке, неделю мы проживем на них, а потом что будем
делать?
– Асенька, не забивай ты себе этим голову, – поморщился
Алексей. – На этой неделе у меня четыре платные лекции, а на следующей –
три. Протянем.
– Лешик, но из-за того, что тебе не платят зарплату с
ноября, мы с тобой прожили твой последний учебник, просто съели его с первой до
последней страницы вместе с введением, заключением и обложкой. Мы с тобой
как-то неправильно живем, у нас нет стратегии, как зарабатывать деньги и как их
тратить. Ты ведь помнишь, мы планировали отложить гонорар за этот учебник на
годовщину свадьбы, чтобы поехать куда-нибудь. Завтра мы проедим твои лекции, а
что мы будем делать послезавтра, если ни тебе, ни мне денег не дадут? Начнем
продавать подарки, которые ты мне дарил?
