– Вы с моей бабушкой были женаты? – лепечу я. Жакоб смотрит на меня с недоумением.
– Разумеется. Мы поженились тайно, конечно. Ее родные ничего не знали, как и мои. Им казалось, что мы слишком молоды для женитьбы. Мы не могли дождаться дня, когда сможем обо всем им рассказать и сыграть настоящую свадьбу, с теми людьми, которых любили больше всего на свете. Но нам так и не довелось этого сделать.
Я мучительно пытаюсь понять, и вдруг меня осеняет: если бабушка была замужем за Жакобом, ее брак с моим дедом был ненастоящим. И снова сердце мне сжимает боль и обида за дедушку, который этого не знал.
Или знал? Понимал ли он в 1949 году, когда ездил в Париж, что его собственное счастье рухнет, если Жакоб Леви жив, – ведь само существование Жакоба автоматически аннулирует его брак с бабушкой? Не потому ли он сказал тогда бабушке, что Жакоб убит? От этой мысли мне делается не по себе. Я понимаю, что правды мне не узнать никогда.
– Вы женились на бабушке из-за того, что она была беременна?
– Нет, – возмущенно мотает головой Жакоб. – Мы женились потому, что любили друг друга. И боялись, как бы война не разлучила нас. Мы знали, что предназначены друг для друга. Ребенок, как мне кажется, был зачат в нашу первую брачную ночь, когда мы впервые были вместе, в этом смысле.
Я зажмуриваю глаза, чтобы осознать сказанное. Моя мама – не результат случайной связи подростков. Она была плодом любви Мами и Жакоба. Она, а потом я – а теперь еще и Анни – единственное, что сохранилось на земле от этого обреченного союза двух любящих душ.
– Разве вы не видите? – нарушает молчание Жакоб. – Я оказался во всем прав. Роза жива. В душе я был уверен в этом. И теперь наконец снова ее увижу.
Жакоб заснул вскоре после того, как мы миновали Провиденс. В угасающем вечернем свете мы с Гэвином едем молча, каждый погружен в свои мысли.
Я не знаю, что сейчас творится у Гэвина на сердце, но лицо у него грустное. Мне тоже невесело. Отчего-то, обретя наконец утраченное семьдесят лет назад, я вместо радости и торжества чувствую опустошенность. Наверное, потому, что перевешивают потери, которых оказалось куда больше, чем находок. Да, Мами прожила жизнь в свободе и безопасности. Да, она подарила жизнь моей матери, сохранив таким образом семью и исполнив обещание, данное Жакобу. И, конечно же, Жакоб прожил все эти годы, прошел все эти дороги. Но ведь каждый из них нес свое бремя в одиночку, хотя они не заслуживали этого. Из-за цепи недоразумений, а может, даже обманов каждый из них лишился любви – той любви, в существование которой я никогда не верила.
Но теперь – поверила. И это приводит меня в смятение – ничего подобного я в жизни не испытывала. Ничего даже отдаленно напоминающего.
Гэвин останавливается на заправке сразу после Фолл-Ривер. Жакоб по-прежнему мирно спит на заднем сиденье, а я выхожу из машины и звоню Анни.
Сообщаю, что мы нашли Жакоба и уже на полпути домой. Анни визжит от восторга и во весь голос зовет Алена, а я не могу сдержать улыбки. Откуда-то издалека до меня доносятся и его радостные возгласы. Я обещаю ей, что мы будем дома самое большее через пару часов и тогда Жакоб расскажет нам всю историю до самого конца.
– Мам, я прямо не верю, что ты это сделала, – говорит Анни.
– Разве это я, – отвечаю я ей, – это сделала ты, моя радость. И Гэвин тоже.
Обернувшись, я смотрю на машину, которую он заправляет, стоя ко мне спиной. Он о чем-то задумался, рассеянно чешет затылок, и я опять улыбаюсь.
– Да, и Гэвин, – повторяю я.
– Спасибо, мам, – все же благодарит меня Анни. Такого тепла в ее голосе я не слышала давным-давно, и я в свою очередь благодарна за это своей девочке.
– Ну расскажи, как все было-то?
Я рассказываю ей, как мы разыскали Жакоба в Бэттери-парке, говорю о том, какой он добрый, любезный, как он любил Мами все эти годы.
– Я так и знала, – тихо произносит Анни. – Знала, что он никогда ее не разлюбит.
– Ты была права, – соглашаюсь я. – Увидимся через пару часов, детка.
Нажав «отбой», я медленно бреду к машине. На ходу, подняв голову, вижу, как первые звезды начинают пробивать дырочки в небе. Мне вспоминаются бесконечные ночи, когда Мами сидела у окна, дожидаясь этих самых звезд. Пытаюсь представить, что именно она искала – может, любовь всей своей жизни, которая, оказывается, все время была совсем рядом.
Я подхожу и становлюсь рядом с Гэвином, а он смотрит на меня с высоты своего роста и улыбается.
– Ты как, ничего? – спрашивает он.
Я молча смотрю, как он достает из бака раздаточный кран, крепит на колонку, завинчивает крышечку бака.
– Нормально, – отвечаю я. И гляжу на заднее сиденье, где крепко спит Жакоб.
Меня вдруг захлестывает волнение, а по щекам снова катятся слезы.
– Это правда, – бормочу я. – Все это.
Я не жду, что Гэвин поймет, о чем я, но он каким-то образом понимает.
– Знаю, – шепчет он. Он привлекает меня к себе и обнимает, я кладу голову ему на грудь и обхватываю руками за талию. И тут перестаю наконец сдерживаться. Я реву взахлеб, сама не понимая, что оплакиваю – Мами, Жакоба или себя.
Так мы стоим очень долго, не говоря ни слова, потому что слов не нужно. Теперь я знаю, что принц был самый настоящий и что люди, которые очень любят, действительно могут спастись. И что замысел судьбы относительно каждого из нас, вероятно, куда более сложен и грандиозен, чем мы в состоянии понять. Мне ясно одно – сказки в конце концов становятся правдой, если только нам хватает мужества не терять веру.
Глава 28
ПИРОГ «ЗВЕЗДА»
Ингредиенты
3 стакана муки
1 ч. л. соли
3 ст. л. сахарного песка
100 г кондитерского жира
1 яйцо, взбить
1 ч. л. белого уксуса
1 стакан + 4 ст. л. воды, отдельно
1 стакан сушеного инжира, измельчить
1 стакан чернослива, измельчить
1 стакан изюма без косточек, мелко порезать
6 ч. л. коричневого сахара
1 ч. л. корицы
½ стакана рубленого миндаля
1 ст. л. мака
коричный сахар для обсыпки
(3 части сахарного песка смешать с 1 частью корицы)
Приготовление
1. Смешать муку, соль и сахарный песок. Порубить жир двумя ножами или в кухонном комбайне на мелкие кусочки. В сухую смесь добавить яйцо, уксус и 4 столовые ложки воды и вымешивать вилкой, потом руками, припудренными мукой, в тугой шар.