Отвернувшись к окну, я вижу, что мы проезжаем Фолл-Ривер – в утреннем тумане город кажется каким-то индустриальным призраком.
– Видимо, я ее вот-вот потеряю, – заговариваю я спустя минуту. – Нашу кондитерскую. Потому-то Мэтт ко мне и зачастил. Был шанс, что какие-то инвесторы вложатся и спасут дело, но я, кажется, испортила все дело тем, что не вовремя уехала в Париж.
– Это Мэтт тебе так сказал? Кивнув, я опять отворачиваюсь к окну.
– Дикость какая-то, – продолжает Гэвин. – Ни один нормальный инвестор – если только он реально существует – не откажется от возможности сделать хорошие деньги только потому, что кому-то пришлось уехать на несколько дней по семейным делам. Если Мэтт тебе такое сказал, он полный идиот. Или просто вешает тебе лапшу на уши, чтобы ты чувствовала себя виноватой.
– Зачем ему это? Гэвин пожимает плечами:
– Может, он просто не такой уж хороший человек.
– Может быть, – шепчу я. Похоже, в эту категорию попадают все мужчины, которых я до сих пор выбирала.
– А что если кондитерскую и впрямь не удастся сохранить? – спрашивает Гэвин.
Некоторое время я размышляю над вопросом.
– Тогда я окончательно уверюсь, что ни на что не гожусь.
– Хоуп, если ты лишишься кондитерской, то не по своей вине, – возражает Гэвин. – Я не знаю никого, кто пахал бы больше, чем ты. Ты здесь ни при чем. Это просто экономика. Ты никак не можешь на это повлиять.
Я не соглашаюсь.
– Моя семья держала эту кондитерскую шестьдесят лет. Каких только кризисов в это время не было, а бабушка и мама смогли ее сохранить и остаться на плаву. И вот теперь она перешла ко мне, и я все разрушила.
– Ничего подобного, – убеждает Гэвин.
Но я трясу головой, не отрывая взгляда от собственных коленей.
– Я разрушаю все.
– Безумие какое-то, и ты сама это понимаешь. – Гэвин откашливается. – А вообще-то ты всегда именно этим хотела заниматься? Работать в семейной кондитерской?
Я улыбаюсь.
– Нет. Совсем даже нет. Я собиралась стать юристом. Училась на юриста в Бостоне, но, когда прошла половину обучения, оказалось, что я беременна Анни. И все изменилось. Я бросила университет, вышла за Роба и в конце концов вернулась домой, на Кейп.
– А почему ты бросила учиться? Пожимаю плечами.
– Мне казалось, что так будет правильно.
Гэвин умолкает на минуту, словно обдумывает сказанное мной.
– А ты хотела бы вернуться? Ты по-прежнему хочешь стать юристом?
Настает моя очередь задуматься над его словами.
– Мне кажется, бросить учебу было ужасной ошибкой. Но в то же время у меня есть такое странное чувство, что карьера юриста вообще не для меня. Может, мое призвание – работать в кондитерской. Сейчас я даже представить себе не могу жизни без нашей кондитерской, понимаешь? Особенно теперь, когда я узнала, какое значение она имеет для нашей семьи. Представь, это чуть ли не единственное, что моя бабушка принесла сюда из своего прошлого.
– Знаешь, мне почему-то кажется, что ты не потеряешь кондитерскую, – говорит вдруг Гэвин спустя некоторое время.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что мне кажется, что в жизни, когда чего-то очень хочешь, это случается.
Я недоверчиво хмыкаю.
– Ой ли? Неужели жизнь всегда складывается так как надо и предлагает самое лучшее?
Гэвин смеется.
– Ладно, я понимаю, звучит как рекламный слоган.
– Знаешь, Анни видит в тебе какого-то спасателя, – помолчав, сообщаю я тихим голосом.
Он снова хохочет.
– Да ладно, правда?
Я рассматриваю его искоса, не поворачивая головы.
– Но ты не обязан меня спасать. И помогать мне. Ну – и вообще.
Гэвин оборачивается ко мне и мотает головой.
– Мне кажется, тебе это и ни к чему, Хоуп, – говорит он. – По-моему, ты просто сильно недооцениваешь свои силы. Ты вполне способна спасти себя сама.
Я поспешно отворачиваюсь к окну, чтобы он не заметил моих нежданных, непрошенных слез. Именно этого мне так не хватало все время. Не Мэтта с его деньгами и инвесторами. Не того, кто бросится меня спасать. Просто человека, который бы верил, что я сама могу со всем справиться.
– Спасибо, – выдыхаю я так тихо, что не уверена, слышит ли Гэвин.
Он слышит. Я чувствую на плече его руку и нежное пожатие. Поворачиваюсь к нему лицом, и он снова кладет руку на руль. У меня горит кожа там, где он ее касался.
– Все будет нормально, вот увидишь, – повторяет Гэвин.
– Я знаю, – отвечаю я ему. И впервые за долгое время сама в это верю.
Глава 24
У выезда с шоссе I-95 в Коннектикуте мы делаем остановку, чтобы заправить машину, наскоро перекусить и забежать в туалет. Я выхожу из «Макдональдса», стараясь удержать на подносе два стакана с кофе, два с апельсиновым соком и бумажный пакет с маффинами. Глядя по сторонам перед тем, как перейти дорогу, в слабом утреннем свете я замечаю рекламный щит. На нем информация о курсе по изучению Библии, который называется «Расследуем генеалогию патриархов Ветхого Завета». Скользнув по нему глазами, я уже отворачиваюсь, когда вдруг взгляд цепляется за знакомое имя. И в этот миг кусочки головоломки вдруг встают на свои места. Я так и застываю на месте с открытым ртом.
– Что ты там прочитала? – интересуется Гэвин. И, завинтив крышку бака, подходит ко мне, забирает поднос и ставит на крышу машины. – У тебя такое лицо, словно ты призрак увидела.
– Посмотри на это объявление, – прошу я.
– «Расследуем генеалогию патриархов Ветхого Завета, – громко читает Гэвин, – от Авраама к Иакову, Иосифу и далее».
Он делает паузу.
– Ну – и что?
– Библейский Иосиф был сыном Иакова, правильно? – уточняю я.
Гэвин подтверждает это кивком.
– Да. Собственно говоря, в Торе то же самое. И в Коране, я подозреваю, тоже. Мне кажется, что это ветхозаветное родословие Авраама одинаково во всех трех религиях.
– Три авраамические религии, – бормочу я, вспомнив объяснения Элиды. – Ислам, иудаизм и христианство.
– Ну да, верно, – говорит Гэвин. Он присматривается к объявлению внимательнее, потом глядит на меня. – Так в чем дело, Хоуп? Почему у тебя такой испуганный вид?
– Мою маму звали Жозефиной, – тихо отвечаю я. – Это не может быть простым совпадением. Ты не думаешь, что ее могли назвать как сына Иакова?
По лицу Гэвина ясно, что до него начинает доходить смысл моих слов.
– В священных книгах Иосиф стал наследником, продолжателем традиции своих предков. По этой причине Бог хранил его. – Помолчав, он спрашивает – Думаешь, твоя мама может все-таки оказаться дочерью Жакоба?
