Сама бабушка кивает в такт ее словам и с надеждой и ожиданием смотрит на меня. Она что-то еще говорит Элиде, и та снова переводит.
– Она просит прощения и надеется, что это не слишком невежливо с ее стороны.
– Что вы, совсем нет, – бормочу я, хотя и чувствую себя немного неловко и не вполне понимаю, зачем мы приехали.
Но в последующие двадцать минут мы с Анни наперебой пересказываем то, что сами недавно узнали о прошлом Мами и о том, как она сбежала из Парижа. Элида переводит наш рассказ на албанский, а Надире ловит каждое слово, не сводя с нас глаз, полных слез. В какой-то момент она вдруг, перебив Элиду, что-то громко и довольно долго говорит по-албански.
– Она сказала, что ваш рассказ о бабушке для нее – настоящий подарок. Она счастлива, что вы посетили наш дом, – переводит Элида. – Она говорит, как хорошо, что молодым людям, таким, как вы и ваша дочь, передана идея единения.
– Идея единения? – недоуменно переспрашивает Анни.
– Мы мусульмане, Анни, – поворачивается к ней Элида, – но верим в то, что ты – наша сестра, хотя ты христианка и еврейка по происхождению. Я замужем за христианином еврейского происхождения, потому что люблю его. Любовь преодолевает религиозные барьеры. Ты это знаешь? В сегодняшнем мире царит разделение, но всех нас сотворил Бог, разве не так?
Анни вопросительно смотрит на меня. Я вижу, что она не знает, как ответить.
– Да, наверное, – соглашается она наконец.
– Вот почему я стала работать в Авраамической ассоциации, – объясняет Элида. – Для меня это способ добиваться понимания между людьми разных религий. После Второй мировой войны прошло много лет, и то братство и единение, которое было между нами тогда, куда-то исчезло.
– Но разве это хоть как-то связано с нами? – чуть слышно спрашиваю я.
Надире вступает в разговор, Элида слушает ее, а потом снова переводит взгляд на меня.
– Ваш звонок с просьбой помочь попал ко мне, – говорит она. – В нашей культуре это означает, что я обязана вам помочь. Это кодекс чести, называемый Беса.
– Беса?
– Да. Это албанская традиция, основанная на Коране. Она означает, что, если кто-то нуждается в тебе и обращается за помощью, ты не должен отказывать. Оттого-то мы с бабушкой и попросили вас сегодня навестить нас. Беса была причиной того, что бабушка и ее друзья и соседи спасли многих евреев, рискуя собственной жизнью. Потому же спасли и вашу бабушку, пусть даже мусульмане в Париже называют это не так, как мы в Албании. А сейчас бабушка хотела бы рассказать вам свою историю.
Старая женщина молчит и улыбается, глядя на нас, пока Элида убирает со стола суповые тарелки. Анни вскакивает и предлагает помочь, и спустя несколько минут обе они появляются с блюдами, полными рыбы и овощей.
– Это форель, запеченная с оливковым маслом и чесноком, – поясняет Элида. – Очень распространенное блюдо в Албании. А это печеный порей и албанский картофельный салат. Мы с бабушкой хотели, чтобы вы ощутили вкус нашей родины.
– Спасибо, – в один голос благодарим мы.
– Ju lutem, – отвечает бабушка Элиды. – На здоровье, – добавляет она по-английски.
Элида улыбается.
– Она знает несколько слов по-английски. Бабушка добавляет еще что-то.
– А теперь она должна рассказать вам о том, как укрывала евреев в своем родном городке Круя.
Бабушка говорит, Элида переводит. Надире вспоминает, что она только-только вышла замуж, когда началась война. Ее муж был всеми любим и уважаем в их городке, где все друг друга знали.
– В 1939 году нашу страну оккупировали итальянцы, а в 1943 году пришли немцы, – переводит нам Элида слова бабушки. – И сразу же стало ясно, что они охотятся на евреев, живших бок о бок с албанцами. Видите ли, Албания стала тогда местом, где прятались евреи, бежавшие из Македонии и Косова и даже из Германии и Польши.
В 1943 году много еврейских семей приехало в наш городок, в Крую, в поисках спасения. Муж бабушки – мой дед – был одним из тех, кто первым предложил позаботиться о беженцах, разобрать их по домам. У них, говорит бабушка, поселилась семья Беренштейнов из Германии. Она до сих пор их вспоминает.
На этом месте Элида умолкает, а ее бабушка, тщательно подбирая слова, медленно продолжает по-английски: «Эзра Беренштейн, отец. Браха Беренштейн, мать. Две девочки. Сандра Беренштейн. Айала Беренштейн».
Элида добавляет:
– Да, Беренштейны. Девочки были очень маленькие, всего четыре годика и шесть лет. Семья бежала в самом начале войны и постепенно, прячась, пробиралась все южнее.
Надире снова начинает говорить, а Элида – переводить:
– Бабушка говорит, они с мужем жили бедно, к тому же еды было очень мало, потому что шла война, но они все равно приняли Беренштейнов к себе. Весь городок знал об этом, но, когда немцы пришли, ни один человек их не выдал. Однажды немцы зашли в дом, тогда мистер и миссис Беренштейн спрятались на чердаке, а малышек дед и бабушка выдали за собственных детей – мусульман. После этого они поскорее нашли для всех Беренштейнов крестьянскую одежду, и мой дед отвел их в ближние горы и помог найти пристанище в маленькой деревушке. Скоро и бабушка ушла туда. Они жили там все вместе, помогали Беренштейнам прятаться, до 1944 года, когда Беренштейны решили продвигаться дальше на юг, в Грецию.
Я вдруг замечаю, что щеки у меня мокрые от слез. Искоса глянув на Анни, вижу, что и она захвачена и тронута рассказом.
– Что с ними было дальше? – спрашиваю я. – С Беренштейнами? Сумели они спастись?
– Очень долго бабушка ничего о них не знала, – отвечает Элида. – Они с дедом молились о них каждый день. После того, как немцев выгнали из Албании в 1944 году, власть в стране захватили коммунисты, и албанцам было запрещено общаться с внешним миром. Но в 1952 году они – бабушка и дед – вдруг получили от Беренштейнов письмо. Все они выжили, все четверо, и поселились в Израиле. Они благодарили дедушку за все, что он для них сделал, и Эзра Беренштейн написал, что поклялся обязательно отблагодарить дедушку и бабушку и готов сделать для них все, если только им понадобится помощь. Ответить на письмо было невозможно – за это преследовали, – и они очень боялись, как бы Беренштейны не решили, что их уже нет в живых или, гораздо хуже, что они их забыли.
Бабушка еще что-то добавляет, Элида смеется и отвечает ей на албанском. Потом обращается к нам с Анни:
– Я сказала бабушке, что знаю окончание и сама расскажу. Мне было двадцать пять лет, когда в 1992 году пал коммунистический режим и люди в нашей стране снова получили возможность общаться с миром. Но коммунисты все разрушили, понимаете. Мы стали нищими. Будущего у нас в Албании не было, но и денег оттуда уехать не было тоже. Я жила с бабушкой и родителями. Дед умер за несколько лет до того. Однажды к нам в дверь постучали.
– Это был Эзра Беренштейн? – нетерпеливо гадает Анни.
