– О, – повторяю я. – Понятно. Могу я вам чем-то помочь?
– Позвольте, я объясню, – начинает она. – На этой неделе в нашу организацию был звонок из Межконфессионального союза США, и обратились ко мне. Мне рассказали про вашу бабушку и про то, как мусульманская семья помогла ей скрываться и выехать из Парижа.
– Да, – тихо выдыхаю я.
– Я пробежалась по нашим базам данных, Жакоба Леви с указанной вами датой рождения среди членов нашей ассоциации не оказалось.
– Ясно. – У меня вытягивается лицо. Очередной тупик. – Спасибо, что приняли участие в поисках. Но звонить было необязательно.
– Разумеется, я понимаю, – продолжает женщина. – Но я нашла кое-кого, кто очень хотел бы с вами встретиться. А мы, со своей стороны, попытаемся вам помочь. Это наш долг. Вы не могли бы подъехать к нам сегодня? Я понимаю, что ваша бабушка тяжело больна и у вас каждая минута на счету. Извините, что звоню только сейчас, но я вижу, вы живете на Кейпе, так что могли бы добраться часа за два. Я живу в Пемброке.
Пемброк я знаю, он находится прямо на съезде с шоссе на Саут-Шор, по дороге к Бостону. За полтора часа я вполне могла бы доехать. Но я никак не возьму в толк, зачем нестись туда, если они не нашли в своих документах Жакоба Леви.
– Боюсь, сегодня ничего не выйдет, – отвечаю я. – Я работаю, у меня кафе-кондитерская, и мы открыты до четырех.
– Так приезжайте после этого, – мгновенно реагирует женщина. – Приглашаю вас на ужин.
Пауза.
– Я благодарна вам за приглашение, но… Она перебивает меня:
– Пожалуйста. Моя бабушка очень хочет с вами познакомиться. Ей уже за девяносто. Она мусульманка и тоже спасала евреев во время войны.
У меня начинает колотиться сердце.
– Она тоже из Парижа?
– Нет. Мы из Албании. Знаете, албанские мусульмане спасли больше двух тысяч еврейских братьев и сестер. Когда я рассказала ей про вашего Жакоба Леви, она была поражена. Она не знала, что в Париже мусульмане делали то же самое. Пожалуйста, она хотела бы, чтобы вы приехали и рассказали ей вашу историю подробнее, а она расскажет вам свою.
Бросив взгляд на Анни, вижу, что она смотрит на меня умоляюще.
– Можно мне взять с собой дочку? – спрашиваю я.
– Конечно, – без раздумий отвечает Элида. – Она для нас такая же дорогая гостья, как и вы. А после того как поговорим, мы будем помогать вам в поисках Жакоба, хотите? Моя бабушка говорит, что знает, насколько для всех нас сегодня важна встреча с прошлым.
– Одну минуту, не кладите трубку. – Я прикрываю рукой микрофон и пересказываю разговор Анни.
– Надо ехать, мам, – решительно заявляет дочь. – Бабушка этой дамы прямо вроде нашей Мами. Только там Албания вместо Франции. И мусульмане вместо евреев. Надо нам с ней поговорить.
Внезапно до меня доходит, насколько прав мой ребенок. Моя бабушка лежит в коме, но бабушка Элиды может говорить. Вероятно, мы никогда уже не услышим всех подробностей того, что случилось с Мами. Но вдруг разговор с другой женщиной примерно того же возраста, пережившей нечто подобное, поможет нам что-то понять.
– Хорошо, – снова обращаюсь я к Элиде. – Мы будем у вас часов в шесть. Скажите мне свой адрес.
Анни предлагает Алену съездить с нами в Пемброк, но он говорит, что предпочел бы побыть с Мами. Вместе мы заезжаем в больницу, чтобы взглянуть на нее. Уже через несколько минут мы с Анни поднимаемся, пообещав Алену, что заедем за ним на обратном пути. Он ухитрился так очаровать ночных дежурных сестер, что они соглашаются нарушить правила посещения. Все здесь уже знают нашу историю и то, что он почти семьдесят лет был с сестрой в разлуке.
До поворота на Пемброк мы добираемся в самом начале седьмого. Без труда находим дом Элиды благодаря подробным указаниям, которые она мне дала. Синий, с белыми ставнями двухэтажный домик располагается в чистом, приличном районе, сразу за католической церковью. Мы с Анни, переглянувшись, выходим из машины и звоним в дверь.
Нам открывает сама Элида. Она немного старше, чем я ожидала: на вид ей лет сорок пять. У нее бледная кожа и густые черные волосы, спадающие сзади почти до пояса. Мне никогда прежде не доводилось встречать албанцев – я приняла бы ее за гречанку или итальянку.
– Добро пожаловать в наш дом, – приглашает Элида, поздоровавшись за руку вначале со мной, потом с Анни. У нее карие, глубоко посаженные глаза и добрая улыбка. – Мы сегодня с бабушкой одни. Мой муж, Уилл, на работе. Прошу, проходите.
Я протягиваю хозяйке коробку «звездных» пирогов, которые прихватила к столу, она благодарит, и мы следом за ней проходим в дом. Стены коридора увешаны черно-белыми фотографиями – видимо, это семейные фото. Элида объясняет, что у них в Албании основной прием пищи приходится на обед, но сегодня она приготовила торжественный ужин.
– Надеюсь, вы любите рыбу, – продолжает она. – Я приготовила ее по старому семейному рецепту, моя бабушка так готовила рыбу еще в Албании.
– Замечательно, – откликаюсь я, а Анни кивает, – но, право, не стоило из-за нас так хлопотать.
– Мне это в радость, – уверяет Элида. – Вы же наши гости.
Завернув за угол, мы попадаем в тускло освещенную гостиную. Во главе стола сидит старуха, на вид куда более древняя, чем Мами, в глубоких морщинах. Белые как снег волосы поредели, так что кое-где видны проплешины. На ней черная кофта и длинная серая юбка. Старуха смотрит на нас ясными глазами сквозь толстые стекла очков в роговой оправе – на сморщенном усохшем личике они кажутся непомерно большими. Она что-то говорит, обращаясь к нам на языке, которого я не понимаю.
– Это моя бабушка, Надире Весели, – объясняет нам Элида. – Она разговаривает только по-албански. Она сказала, что рада вашему приезду, благодарит и просит чувствовать себя как дома.
– Спасибо, – отвечаю я.
Анни и я садимся рядом, справа от старушки, а Элида исчезает и почти сразу возвращается с четырьмя глубокими тарелками на подносе. Она ставит перед каждой из нас тарелку, а сама занимает место слева от бабушки.
– Картофельный суп с кабачками, – объявляет Элида. И, взявшись за ложку, подмигивает Анни: – Не бойся. Он гораздо вкуснее, чем кажется по названию. Я жила в Албании до двадцати пяти лет, а когда была такого возраста, как ты, любила этот суп больше всего.
Анни расплывается в улыбке и пробует суп. Я следую ее примеру. Элида не соврала: в самом деле, очень вкусно. Не поручусь за то, какие именно в нем пряности и травы, но он необыкновенно острый и душистый.
– Правда, очень вкусно, – одобряет Анни.
– И мне нравится, – подхватываю я. – Вы должны поделиться со мной рецептом.
– С удовольствием, – улыбается Элида.
Бабушка что-то тихо говорит по-албански, и Элида кивает.
– Расскажите, пожалуйста, как спаслась ваша бабушка. Моей бабушке очень хочется про это послушать, – переводит она.
