– Что, родная? – спросила она, врываясь на кухню, и положила руки Жозефине на плечи.
– Началось, мама, – простонала та. – Это ребенок. У Розы от ужаса округлились глаза.
– Да ведь еще слишком рано! – Дочке предстояло рожать только через месяц и три дня.
Жозефина снова сложилась пополам от боли.
– Ребенок об этом не знает. Он собрался на выход уже сейчас, мам.
Паника охватила Розу. Что если с ребенком что-то случится?
– Я позвоню папе, – сказала Роза. – Он приедет. Роза понимала, что дочку нужно отвезти в больницу, но водить машину она так и не научилась, незачем было. Жили они всего в нескольких кварталах от кондитерской, а больше она почти никуда не выбиралась.
– Пусть поторопится, – попросила Жозефина. Кивая, Роза подняла трубку и набрала номер Теда.
Поспешно, но точно описала ему ситуацию, и он пообещал, что будет через десять минут.
– Передай, что я люблю ее и жду не дождусь, когда увижу своего внучка, – велел Тед, прежде чем положить трубку.
Но Роза этого не передала, сама не вполне понимая почему.
Пока они ждали, Роза притащила из кафе кресло для Жозефины, а на входную дверь повесила табличку «Закрыто». Кей Салливан и Барбара Кунц остановились у двери, удивленно глядя на Розу. Но она только показала на раскрасневшуюся, с блестящим от пота лицом Жозефину, которая тяжело дышала, полулежа в кресле, и они сообразили, в чем дело. Впрочем, помощи не предложили, просто отвели глаза и заспешили прочь.
– Chérie, все будет хорошо, – уверяла Роза, усевшись на стул рядом с дочерью и поглаживая ее по колену. – Папа скоро подъедет.
Хотелось сделать больше, утешить дочку, уложить поудобней. Но за годы между ними пролегла пропасть, и виной тому только Роза. Она не знала, как разрушить ледяную корку на своем сердце, чтобы дотянуться до дочери. Жозефина, тяжело дыша, закивала.
– Мне что-то страшно, мам, – простонала она.
Розе тоже было страшно. Но она не имела права этого показывать.
– Все в порядке, моя хорошая, – сказала она. – Ты родишь чудесного, здоровенького малыша. Все будет просто прекрасно, вот увидишь.
А потом Роза задала вопрос, который должна была задать, хотя понимала, что потом пожалеет.
– Жозефина, родная моя, – произнесла она, – ты должна сказать мне, кто отец ребенка.
Жозефина вздернула голову, обожгла мать взглядом.
– А вот это не твое дело, мама.
Роза перевела дух, представила себе, какой будет жизнь ребенка без отца – и это было совершенно невыносимо.
– Милая, пойми, у твоего ребенка должен быть отец. Как у тебя. Пойми, это же так важно.
Дочь уставилась на нее.
– Да нет же, мам, тут абсолютно другое. Он совсем не такой, как папа. Он вообще не хочет, чтобы в его жизни был этот ребенок.
У Розы защемило сердце. Она положила руку дочери на живот.
– Ты даже не сказала ему, что беременна. Может, знай он о ребенке, повел бы себя иначе.
– Ты сама не понимаешь, о чем говоришь, – возразила Жозефина. Она замолчала и снова согнулась от новой схватки, от боли, охватившей все ее тонкое тело. Потом выпрямилась, лицо красное, измученное. – Ты ведь даже не знаешь, кто он. Он от меня ушел, бросил.
Глаза Розы неожиданно наполнились слезами, пришлось отвернуться. Она знала, что виновата сама. Как она старалась внушить дочери какие-то вещи, передать ей то, чему сама научилась у собственной матери, – а на самом деле сумела привить ей лишь холодность и бесчувствие, вот ведь как. Ее собственное сердце просто прекратило существование в холодный, пустой день 1949 года, когда Тед вернулся и сообщил, что Жакоб мертв. Жозефина тогда была совсем крохой, слишком маленькой – и не могла понять, что в тот день лишилась матери.
А теперь Роза ясно увидела, что потерпела крах в самом важном деле всей своей жизни. Она вырастила дочь такой же замкнутой и холодной, какой была сама.
– Нужно же, чтобы кто-то ухаживал за тобой, любил тебя, любил ребенка, – шепнула Роза. – Как твой отец любит меня и тебя.
Жозефина бросила на мать колючий взгляд.
– Мам, сейчас давно уже не сороковые годы. Я отлично справлюсь сама. И никто мне не нужен.
У нее началась очередные схватки, а тут и Тед подоспел – влетел в дверь в мятой рубашке и сбитом набок галстуке. Торопливо чмокнул жену в щеку и усмехнулся.
– А мы с тобой вот-вот станем дедом и бабкой! Потом подошел к Жозефине, опустился на колени и зашептал:
– Я так горжусь тобой, солнышко. Поедем-ка в больницу. Держись, теперь уже скоро.
Роды у Жозефины прошли легко, и, хотя девочка родилась на месяц раньше, доктора, осмотрев ее, сообщили, что ребенок здоров, разве что масса тела недостаточная, и скоро бабушка и дед смогут ее увидеть. Роза с Тедом считали минуты в приемном покое. Тед мерил комнату шагами, а Роза прикрыла глаза и молилась о том, чтобы малышка, рожденная сегодня, в ее собственный пятидесятый день рождения, не выросла такой же холодной и бесчувственной, как она сама и какой она вырастила свою собственную дочь. Воспитывая Жозефину, она наделала много ошибок и теперь молила Бога, чтобы они не отразились на ребенке – ведь это чистая страница, их новый шанс в жизни. Главное – суметь показать этому ребенку, как она его любит – ведь даже этакой малости она так и не смогла сделать для собственной дочери.
Прошел еще час, прежде чем вышла медсестра, чтобы проводить их. Жозефина лежала в постели, измученная, но улыбающаяся, и держала на руках свою новорожденную дочь. Сердце Розы растаяло при виде крошечной девчушки, а та мирно спала, подсунув малюсенький кулачок под щеку.
– Хочешь подержать ее, мам? – спросила Жозефина. Роза со слезами на глазах кивнула. Подошла поближе, встала рядом с дочерью, и та протянула ей спящего младенца. Роза приняла у нее дитя, мгновенно вспомнив, какое это естественное чувство – держать крохотное существо и ощущать его как часть себя, часть всего самого любимого. Она почувствовала потребность защитить эту кроху – потребность такую же мощную, как и тогда, когда в первый раз взяла на руки собственного ребенка.
Роза смотрела на свою внучку и видела одновременно прошлое и будущее. Когда малышка открыла глаза, Роза ахнула. На какой-то миг ей показалось – она готова была поклясться, – что в глазах новорожденной сквозит непостижимая древняя мудрость. А потом это чувство прошло, и Роза поняла, что ей просто померещилось. Она немного покачала крошку, понимая, что уже любит ее. И снова стала молиться, чтобы ей хватило сил все делать правильно и на этот раз ничего не испортить.
– Я надеюсь… – шепнула Роза еле слышно, не спуская с девочки глаз.
Она не знала, как закончить фразу, потому что не знала, на что ей надеяться. Ей хотелось пожелать малютке миллион всевозможных вещей, миллион самых разных прекрасных вещей, которых у нее самой никогда не было. Для этой девочки Роза надеялась на всё.