Набираю первый номер. В трубке раздаются щелчки, это устанавливается соединение, потом два-три непривычных сигнала, похожих на зуммер. Кто-то снимает трубку на другом конце.
– Allo? – раздается женский голос.
Тут до меня доходит, что по-французски я почти не говорю.
– Э-э, здрасте, – волнуясь, начинаю я. – Я ищу родственников человека по имени Альбер Пикар.
На том конце молчат.
Я изо всех сил роюсь в памяти, пытаясь подобрать нужные французские слова.
– Э-э, je chercher
[4]
Альбер Пикар, – произношу я, понимая, что это как-то неправильно, но надеясь донести общий смысл.
– Альбера Пикара здесь нет, – отвечает женщина по-английски с сильным французским акцентом.
У меня екает сердце.
– О, простите. Я думала, что…
– Этот грязный подонок здесь больше не живет, – невозмутимо продолжает женщина. – Никак не может удержаться, чтобы не тянуть свои лапы к другим женщинам. Я сыта этим по горло.
– О, мне жаль. – Голос у меня дрожит, я не могу сообразить, что сказать.
– Вы случайно не одна из этих, а? – В голосе женщины звучит подозрение.
– Нет, нет, – спешу я ее разуверить. – Я разыскиваю знакомого моей бабушки или, может, родственника. Она уехала из Парижа в начале сороковых годов.
Женщина звонко смеется.
– Этому Альберу только тридцать два. А его отца зовут Жан-Марк. Так что он не тот, кого вы ищете.
– Простите, – я смотрю на свой список. – А не знакомо ли вам имя Сесиль Пикар? Или Элен Пикар? Или Клод Пикар? А может… Роза Дюран? Или Роза Маккенна?
– Нет, – отвечает женщина.
– Ну ладно, – обескураженно реагирую я. – Спасибо, что уделили мне время. И – надеюсь, что с Альбером у вас наладится.
– А я надеюсь, что его переедет такси, – фыркает женщина.
Номер отключается, а я так и стою, ошарашенная, с трубкой в руке. Я встряхиваю головой, дожидаюсь гудка и набираю следующий номер.
Глава 8
К приходу Анни, к четырем часам, «звездные» пироги уже остыли, а я успела поставить в духовку завтрашние черничные маффины и обзвонить все тридцать пять номеров по своему списку. По двадцати двум из них мне ответили. Людей из списка Мами не знал никто. Двое предложили мне связаться с парижскими синагогами, где могли сохраниться списки тогдашних прихожан.
– Спасибо, – в недоумении поблагодарила я обоих советчиков, – но моя бабушка католичка.
Анни, практически не удостоив меня взглядом, бросает рюкзак за прилавок и ныряет на кухню. Я вздыхаю. Превосходно. Похоже, нам предстоит один из тех еще деньков.
– Я уже перемыла все миски и подносы! – сообщаю я дочери, принимаясь убирать пирожные с витрины. Через несколько минут будем закрываться. – Сегодня почти никого не было, так что у меня выдалось свободное время.
– Так ты все же заказала билет на Париж? – Анни появляется из кухни и стоит в дверях, уперев руки в боки. – Раз уж было столько свободного времени?
– Нет, но зато я… – Продолжать бесполезно. Анни выставляет вперед руку, не желая слушать.
– Нет? Отлично. Это все, что я хотела знать. – Она явно заимствует фразы из лексикона отца, стараясь выглядеть взрослой.
Мне только этого и не хватало.
– Анни, ты же не слушаешь меня, – говорю я. – Я позвонила в…
– Знаешь, мам, раз ты не хочешь помочь Мами, я вообще не понимаю, о чем нам с тобой разговаривать, – неприязненно прерывает меня дочь.
Я вздыхаю. В последние месяцы я только и делала, что пыталась всячески обхаживать Анни, носилась с ней как с хрустальной вазой, – меня очень беспокоило ее состояние, то, как она переживает последствия развода. Но, честно говоря, я устала постоянно ходить в виноватых. Тем более что я не виновата.
– Анни, – мой голос звучит твердо. – Я бьюсь изо всех сил, чтобы удержать нас и все здесь на плаву. Мне понятно твое желание помочь Мами. Я тоже хочу ей помочь. Но у нее Альцгеймер, Анни. Эта ее просьба просто неразумна. Ты только послушай, что…
– Неважно, мам. – Дочь снова перебивает меня. – И так все ясно. Тебе ни до кого дела нет.
Она снова шмыгает на кухню, а я бросаюсь следом, сжимая кулаки и пытаясь обуздать эмоции:
– Куда это ты? А ну, вернись немедленно, разговор не окончен!
Именно в эту секунду звякает колокольчик на входной двери, и, оглянувшись, я вижу Гэвина в линялых джинсах и клетчатой фланелевой рубахе. Встретившись со мной взглядом, он запускает пятерню в непослушные темные волосы, которые, замечаю я рассеянно, не помешало бы подстричь.
– Я, наверное, не вовремя? Помешал? – спрашивает он и смотрит на часы. – У вас еще открыто?
Выжимаю улыбку.
– Конечно, Гэвин. Заходи. Чем могу служить?
С нерешительным видом Гэвин подходит к прилавку.
– Ты уверена? – уточняет он. – Я могу зайти завтра утром, если…
– Нет, – настаиваю я. – Все в порядке, ты извини. Просто мы с Анни… разговаривали.
Гэвин молча смотрит на меня и улыбается.
– У нас с мамой, помнится, случалось много разговоров, когда я был примерно в таком возрасте, как Анни, – говорит он, понизив голос. – Не сомневаюсь, что маме они всегда доставляли удовольствие.
Я не выдерживаю и улыбаюсь. В этот момент из кухни снова выныривает Анни.
– Я приготовила вам кофе, – объявляет она, прежде чем я успеваю произнести хоть слово. – За счет заведения.
И смотрит на меня с вызовом. Ей, дурочке, невдомек, что я ни гроша не взяла с Гэвина с тех пор, как он отремонтировал нам коттедж.
– Вот спасибо, Анни. Это очень щедро, – благодарит Гэвин, принимая чашку у нее из рук. Он прикрывает глаза и вдыхает аромат. – Ух ты, как здорово пахнет.
Я поднимаю брови. Думаю, он не хуже меня знает, что этот кофе пробулькал в машине не меньше двух часов и его никак не назовешь свежим и ароматным.
– А что, мистер Кейс, – заводит беседу Анни, – вы, типа, любите помогать людям и все такое, да?
Гэвин удивлен. Кашлянув, он кивает.
– Ну да, Анни, наверное, так, – сделав паузу, он косится на меня. – И, кстати, можешь звать меня Гэвин, если хочешь. Хм, ты имеешь в виду, что я помогаю людям делать ремонт? И чиню вещи?
– Да неважно, – отмахивается она. – Я в том смысле, что вы помогаете людям потому, что это правильно, да?
Гэвин снова бросает на меня вопросительный взгляд, а я молча пожимаю плечами.
– Ну и вообще, – продолжает Анни, – если вот что-нибудь потерялось и кому-то от этого реально плохо, вы ведь поможете найти, а?
