Две недели назад я шла куда глаза глядят, под дождем, без зонтика, в полуобморочном состоянии. Промокла до нитки, тряслась крупной дрожью. Идти некуда. Девчонки разъехались. К Ромычу вернуться? Лучше на гильотину. Сколько раз я ночевала в чужих квартирах, сидела ночами в комнатах и кухнях с жуткими людьми… Я забыла их всех, чтобы никогда не вспоминать. И вдруг безумная мысль: меня приютит Анна Иванна, старая училка из художки. Она – одинокая, вышла на пенсию, жила на даче зимой и летом, года три назад мне позвонили и попросили ее навестить, у нее была какая-то круглая дата. Мы с девчонками забрали у директора художки подарок и поехали. Анна Иванна была рада. Стоял чудесный день бабьего лета. Возвращались затемно, Анна Иванна провожала нас на электричку. Под фонарями безумно красиво пылала желто-зелено-красная листва кустов и деревьев, и по обе стороны улочки лежали вороха листьев, шли, как в туннеле. Я потом часто вспоминала этот день. Тут я и врубилась: вот к кому нужно ехать.
В электричке удалось сесть к окну, но за ним все равно ничего не было видно, двойное грязное стекло заливали струи воды. Меня бил озноб, но потом согрелась и задремала, а когда открыла глаза, показалось, что приехала. Я не очень хорошо помнила дорогу на дачу, но ноги сами должны были привести. Знала только одно, нужно перейти пути. Вышла из первого вагона, спустилась с платформы и стала переходить. Ей-богу, я не собиралась расставаться с жизнью, но какое это имеет теперь значение. Ярик, хилый мальчишка, вытащил меня за шкирку буквально из-под колес электрички, а я даже сразу не поняла, в чем дело, далеко его послала, руками махала. Но потом сообразила, в истерике билась.
Оказалось, что поселок Анны Иванны я уже проехала. Ярик спросил, куда меня проводить. Я сказала, что идти мне некуда. Так и оказалась у него на даче. Одежда моя сушилась на веранде, а я сидела в ватнике поверх старого махрового халата, мокрые волосы замотаны банным полотенцем. Он побежал в магазин, купил еды и коньяк. Предварительно спросил, что я пью. Все подряд. Он сам решил, что коньяк по медицинским показаниям самое то. О себе я ему сказала все как есть: рассталась с любимым человеком. Выпила, успокоилась, согрелась, ватник скинула.
– Как тебя зовут? – спрашиваю.
– Ярослав.
– Значит, Ярик.
– Меня Славой обычно зовут.
– А для меня ты будешь Ярик. Славик у меня уже был.
Он тактично кивнул, а что подумал, мне было все равно.
Так я и осталась на даче в качестве гостьи-хранительницы никому не нужного дачного очага. Мать Ярика, какая-то предпринимательница, жила в Тюмени, бабки там заколачивала, в Питере бывала наездами. Ярик один обитал в городской квартире, а дачу заехал проверить, проветрить, посмотреть, что и как после зимы, чтобы отчитаться матери. Ночевать он не мог остаться, потому что каждое утро ездил на кафедру, работал со своим дипломным руководителем, защита у него через полтора месяца. А факультет – в Петродворце, это с другого вокзала, отсюда ему не поспеть.
Я выпила буквально две рюмки и отъехала. Инструкции его почти не слышала. Просил камин не разжигать, принес с чердака масляную батарею и показал, где постельное белье, но я и не раздевалась. Легла – как провалилась.
На другой день я вынуждена была съездить к отцу за деньгами. Я не очень часто это делала и не считала, что слишком его обременяю. А деньги он давал безропотно. Знала кошка, чью мясу съела.
Отцу предварительно позвонила, потому что не знала, есть у него деньги при себе или нет. Свидание назначила возле работы. Ждала долго и замерзла, сидела, скрючившись, на верхотуре детской горки, в разноцветном теремке. Появился он внезапно, от неожиданности съехала по скату горки. Я давно его не видела. Выглядит хорошо, потолстел, розовый, гладкий, не похоже, что закладывает. Говорит: «У тебя родился брат». И что же? Чепчика нет, чтобы в воздух бросать. Отвечаю: «Поздравляю тебя и себя». Взяла деньги и отвалила.
В Питере купила дешевого вина, дешевого сыра, хлеба и банку маслин. И черт меня дернул зайти в рыбный отдел, а там, в витрине-холодильнике, лежали живые карпы, и у них судорожно приоткрывались жабры, как створки раковин. Я почему-то продолжала смотреть на них, хотя подступала тошнота и грудь сдавило. Подумала: сейчас упаду, но надо бы рюкзачок сохранить, там бутылка. Какая-то женщина подошла, говорит: девчонке плохо. А я ничего, меня прислонили к стенке, потом стул вынесли. Посидела, отдышалась и поехала на дачу. По дороге все думала: как странно в жизни бывает, вот сижу, в окошко гляжу, а могла бы лежать в морге. Все бы для меня кончилось. Эта мысль не ужасала, пока я не вспомнила, что у меня в сумке был паспорт и, наверное, сообщили бы матери. Тут стало не по себе. Если бы просто так раствориться, как многие исчезают…
Когда из электрички выходила, увидела Шею – Шеину Клавдию Петровну из соседнего подъезда нашего дома на Плуталовой. И шея у нее подходящая к фамилии, короткая и мощная, как у атлета. Я вообразила, будто она донесет матери, где я, и вообще не знаю, что вообразила, но впала в панику. Спрятаться на платформе негде. Как страус, отвернулась и стояла в надежде, что она меня не заметит.
Два дня я справляла поминки по любви. Раздумывала, что есть любовь, и испытывала ли я ее когда-нибудь? Два дня назад я чуть рассудком не тронулась, чуть не погибла под электричкой, свет в глазах померк, и вот, пожалуйста! Я не бьюсь головой о стену, не рву на себе волосы, а сижу на теплом, нагретом солнышком деревянном крыльце, смотрю на голубое небо и младенчески-нежную зелень, размышляю о жизни без лишних эмоций, можно сказать, философски.
Однажды я спросила у Музы – а было ей уже за семьдесят! – что такое любовь? Она сказала:
– Это необъяснимо, – однако тут же объяснила: – Это когда ты каждую минуту хочешь находиться рядом с избранным объектом, тебя к нему притягивает, как магнитом. И сил появляется столько, что можешь поднять в воздух автомобиль.
Тогда я спросила, часто ли она влюблялась, и Муза благосклонно кивнула. А когда перестала влюбляться? Она посмотрела на меня с удивленно-хитроватым выражением и говорит:
– Когда это случится, я тебе сообщу.
5
Когда мы учились в девятом классе, у моей детской подружки Аси умер отец, а через год ее мать вышла замуж за владельца ресторана. Потом отчим нашел Аське жениха – сына своего партнера по ресторанному бизнесу. В последнем классе, после Нового года, Аська сообщила мне, что она уже не девочка и как только получит аттестат, так выйдет замуж, а медовый месяц проведет на Мальдивских островах. Где эти острова? И как же институт? Она же собиралась в институт культуры на дирижерский! Аська смотрела на меня, как на дуру. А ведь когда-то мы вместе в куклы играли, ходили друг к другу на елки, потом в Русский музей и в Михайловский сад. Да что говорить, много чего нас связывало. Хотя в последние годы, с тех пор как появился отчим-ресторатор, мы с Аськой как-то отдалились. Обычно после гимназии я – в художку, она – в музыкалку. Зато по воскресеньям у нас всегда общие дела находились. А потом все рухнуло, музыкалку она бросила и по воскресеньям с родителями уезжала то на дачу, то в гости, то еще куда-то.
