Женщина в темной комнате растапливает буржуйку. Тоже Мария. А мужчина в поношенном пальто, ушанку снял и к груди прижимает обеими руками – архангел Гавриил. Я думала, что сзади у него пальто порвано, а это – крылья. Благовещение!
Странная сцена на зимней Неве. Перед дымящейся на морозе прорубью стоит съежившийся мужчина в семейных трусах, а напротив другой – одетый, поднял руку в благословляющем жесте. За ними безмолвная очередь: женщины с ведрами на саночках и бидонами. Крещение!
Трое зябнущих мужчин, одетых в пальто, в темной комнате, где на столе свечной огарок, три кусочка хлеба и вода в кружках. Троица!
Над разрушенным темным городом с очагами пожаров, среди аэростатов и огненных следов трассирующих пуль, парит мужичонка в пальто и ушанке. Вознесение!
Мертвая женщина на кровати, возле нее фигура мужчины с запеленутым младенчиком, как с куколкой. Что это значит, я бы точно не распознала.
– Иисус с душой Марии, – поясняет Дмитрий, указывая на мужчину. – Это Успение Богоматери.
Очень страшная Мария: шея со вздутыми жилами, голова закинута, рот разверст в беззвучном вопле. На коленях мертвый младенец.
Были и просто бытовые сюжеты: руины в дыму, люди, которые волокут саночки с завязанными в простыню мертвецами, сбрасывают с крыши зажигалки, а еще – едят, целая серия едоков, один языком вылизывает тарелку.
Распятия Христа не обнаружили, но нашелся пейзаж с полуразрушенным домом, уцелевшие окна которого прочерчены косыми крестами бумаги, а на рамах призрачные, распятые люди.
Сообщила о рисунках Канунниковой. Она пришла в бурный восторг. Напрашивается в гости, хочет взглянуть. Жаль, что бабушка не выполнила эту серию в масле, но в те годы религиозные сюжеты не приветствовались.
Вечером позвонила Валька. Голос бодрый.
– Ты одна? – спрашивает.
– А с кем я, по-твоему, могу быть? С призраком отца Гамлета?
У Вальки потрясающая интуиция, так было с детства. И Валька – единственный человек, кому я могла рассказать о Дмитрии и не быть осмеянной. Но я этого не сделала и не потому, что он был рядом и мог услышать. Не знаю, почему. Такое впечатление, что не нуждалась в сопереживании, а может, боялась, что хотя она и верит в реинкарнацию, а услышав о пришельце из прошлого, вызовет милицию, чтобы спасти меня от жулика.
– Представь себе, Муза меня узнала, сразу назвала Люшей, я думаю, она даже обрадовалась. Что касается воспаления легких, то дело идет на поправку, а все остальное – смириться и терпеть.
Рассказала о всех бабках из палаты, сестричках, врачихе и главвраче. Она со всеми перезнакомилась.
– Да, еще. Муза жалуется на зубную боль.
– Какая боль?! У нее же вставные челюсти!
– Знаю, что вставные, но она требует стоматолога, – говорит Валька. – Ладно, если до завтра не забудет, я ей вкусное лекарство принесу. А ты работай, о Музе не беспокойся.
– Как она? – спросил Дмитрий, когда я повесила трубку. Понял, о ком речь.
Иногда я думаю со злорадством: отвезти его в больницу, пусть посмотрит на свою красавицу!
Выдала ему банный халат Музы и предложила постирать рубашку. Отказался категорически. Сам дрызгался в тазу.
19
Походив по комнате, закурила. Любопытно, чем он там занимается? Интересовался, есть ли свободное посещение лекций в университете. Рассматривал альбом с семейными фотографиями, спрашивал о некоторых лицах – кто есть кто. Попросил показать моего отца. А еще спросил, но так, словно к Музе это не имеет отношения: правда ли, что у нас возможно жениться, развестись и снова жениться на том же человеке. Я подтвердила: аналогичная история произошла с моими родителями.
Я знала, что все равно не засну. Дмитрий тоже вряд ли лег. Мне хотелось поговорить, но пойти к нему не решалась. Отправилась на кухню и, чтобы обозначить свое место пребывания, хлопнула дверцей холодильника, крышкой на кастрюле и добилась своего. Пришел с книжкой «Вся Испания» и говорит:
– Одна мысль мне пришла в голову. Если все, что вы говорите, правда…
– О чем вы?
– О возрасте Музы…
– Но вы же сами видели ее документы и фотографии! Хотите, я познакомлю вас с тетей Лёлей, подругой ее детства? Только вряд ли я смогу ей объяснить, кто вы. Она же не идиотка…
– Вот я и подумал, что, вернувшись назад, в мое время, она опять станет прежней, молодой.
– Здрасьте-пожалуйста! Но вы-то по пути из вашего времени сюда не превратились в мальчонку?
– Я – нет, а она – стала молодой. Сам не знаю, что происходит. Может, мне все приснилось? Может, и вы мне снитесь?
– Для вас это был бы лучший вариант. Не говоря уж обо мне…
У него был такой потерянный, такой искренний голос и вид. Хотела бы я посмотреть на его машину времени – вонючую подворотню. И вдруг я подумала, как было бы здорово, если бы он взял меня за руку (как я его на улице перед светофором) и повел к себе, в старый Петербург. Пошла бы? Пошла. Здесь меня ничего не держит. Кроме обязательств. Машке я не нужна, а вот Муза – черт ее дери! – без меня не обойдется. Но главное – я Дмитрию не нужна.
– И что же вы теперь намерены делать? Придется вам работу искать, а вы ко всему еще и без документов, нелегал.
– Я положился на волю божью.
– Очень предусмотрительно, – ответила я и закурила. – Давайте пить чай.
С осторожностью он налил в чайник воду, включил его.
– Такое впечатление, будто мы уже месяц копаемся в моей семейной истории. Расскажите о себе. Хочу все про вас знать.
– Это правильно, – покладисто сказал он. – Нам надо больше беседовать. Я расскажу вам все, что захотите. Но вы ответьте мне вот на какой вопрос. В этой прекрасной книге, – он открыл «Всю Испанию», – лежат фотографии. Почему на них нет Музы?
– Потому что она в Испании не была, это фотографии тети Лёли.
– Она там была, в этом нет сомнений. Она писала мне об Испании так, как мог написать только очевидец.
– Я-то лучше знаю, где она была. В дома отдыха ездила, в санатории, в Сочи, в Ялту, по профсоюзным путевкам – за три рубля в Таллин, чтобы прошвырнуться, купить моющие средства и завести роман, если получится. Это еще в советское время, а потом она старая стала, а профсоюзы с путевками накрылись медным тазом. – Как начинаю говорить о Музе, в душе муть поднимается, взвесь обиды и злости. Я-то вообще никуда не ездила, семью берегла, стерегла, и вот результат. – Не морочьте мне голову!
– Там, в комнате, средиземноморская раковина, она же не из Ялты ее привезла?
– Господи, такие раковины продаются на базаре, в комиссионном магазине, да где угодно. Это же не редкость!
Сказал: «Извините». Поднялся и ушел.
