Противореча Вальке, я получаю своеобразное мазохистское удовольствие, я заставляю ее не соглашаться со мной и спорить, доказывая, какая Муза замечательная. Мне нравится, что она говорит о светлой стороне медали, потому что у меня в голове – темная. Добрыми словами о Музе Валька помогает мне лучше и сострадательнее думать о ней.
– Давай выпьем за тебя, – говорит Валька. – Чтобы сил на все хватало. Я тебя еще замуж выдам, вот увидишь.
– Ага, только подыщи мне, пожалуйста, импотента, – развеселилась я после второго бокала.
– Сейчас это не проблема. Появилась какая-то партия асексуалов. Я по телевизору видела. Некоторые семьями живут и проповедуют пуританский образ жизни. Хочешь, найдем тебе асексуала и будешь жить с ним духовной жизнью.
– Крайностей не надо. Я этого не люблю.
– Значит, секс тебе не так уж отвратителен?
– Не знаю, – честно ответила я.
Поразительно, как они с тетей Лёлей чуть не одними словами расхваливают Музу и утешают меня. Муза любила жить! Жила со вкусом! Несмотря ни на что, жизнь прекрасна и готовит нам подарки!
– А что ты думаешь, – говорит Валька, – случаются вещи самые невероятные, о чем и мечтать не приходило в голову.
– Ну, например?
Она замолкла, а потом вдруг торжественно заявляет:
– За примерами далеко ходить не надо. Я беременна.
На меня словно ведро ледяной воды вылили. Что я почувствовала и в какой последовательности? Наверное так: сначала разочарование, ревность, потому что ребенок заполняет весь мир (мужчина – не заполняет) и мне там места не останется. Потом стыд – ну и дрянь же я. И вдруг удивительную радость. Ведь это будет не просто ребенок, то есть это будет не только Валькин ребенок, но и мой. Я смогу его любить.
Предполагаю, что вся гамма чувств отражалась на моей физиономии, потому что Валька смотрела на меня с большим интересом.
– Это невозможно, – блаженно прошептала я.
– Почему же? В любви ничего невозможного нет, как в песне поется.
– Надеюсь, что крестной матерью буду я?
– Ты же не веришь в бога!
Я пустилась в объяснения и разглагольствовала, во что верю и не верю и почему серьезно отношусь к миссии крестной матери, пока не заметила, что Валька булькает смехом. Решила, что надо мной смеется и от радости, от всего вместе. А она и говорит:
– Шутка! – Я не поняла, что она имеет в виду. А она: – Это розыгрыш! Да что ты, в самом деле?!
– Ты наврала? – Я не могла опомниться. – Дура ненормальная! Кретинка!
– Обиделась, что ли? Шуток не понимаешь?
– Ничего я не обиделась. Просто такими вещами не шутят.
Скучно мне стало, неинтересно, куда-то радость подевалась от Валькиного приезда. Хлобыстнула еще бокальчик французского вина, повязала на шею монмартровский платок и заторопилась домой.
События в больнице и приезд Вальки вырвали меня из непрерывного виртуального общения с Машкой, а по дороге домой услышала, как в садике ребенок крикнул: «Мама!», – и в ту же секунду, с оборвавшимся сердцем, стала искать глазами своего ребенка.
Я знаю, как навести порядок в комнате, в квартире, даже в больничной палате, а вот в голове не могу разгрести помойку. Клубок мыслей, как клубок червей, ворочается в мозгу. А еще я часто вижу на улице кого-то похожего на Машку, и мне кажется, что это она. Я пугаюсь, потому что каждый раз это оказывается какая-нибудь дурная девица, то пьяная, то одетая, как бомжиха. Однажды увидела девчонку с гривой бронзовых волос, отдаленно напоминающую Машку, и пошла за ней. Долго шла, не в силах остановиться.
Крик чужого ребенка превращает меня в трясущееся ничто. Правильно говорит Валька, я похожа на маринованную селедку. На несколько дней она заменит меня в больнице, а я буду разбирать архив. Нечего распускаться.
И вдруг я представила, что Муза исчезла насовсем, растворилась, но так, что известно: ничего ужасного с ней не произошло, просто, не мучая себя и меня, она нашла покой, отдыхает от своей беспутной жизни. Я бы поплакала и успокоилась, а скоро обрела бы светлую печаль. Со временем я забыла бы плохое и вспоминала бы только хорошее, ведь эти воспоминания, по сути дела, уже начались. Так я подумала и ужаснулась своим мыслям.
Однажды Валька сказала мне:
– Ты проси. В Библии сказано: проси и дано тебе будет. Не хочешь обращаться к Богу, проси у Вселенной, Неба, Космоса, Провидения, Ноосферы, то есть назови Это, как тебе нравится. Оно не останется безучастным. Вручи себя Этому. Оно придет на помощь.
Валька в бога не верит, но с молитвами к нему обращается. А еще она всякие эзотерические книжки почитывает и выуживает из них полезные советы. Конечно, она не доходит до такой степени мракобесия, как ее сослуживица, которая, между прочим, тоже точные науки преподает. Когда у той умер полугодовалый щенок дога, она заявила, что в прошлой реинкарнации он был человеком. Над Валькой я посмеиваюсь, но, когда мне плохо, со вниманием слушаю, как укрепить поле удачи, привлечь потоки положительных энергий, заказать себе все, что хочешь, а Бог (Небо, Провидение и т. д.) тебе это отвалит, только непонятно, с какой стати, разве что за красивые глаза.
И вот иду я домой и прошу: «Освободи меня от дурных мыслей, освободи, пожалуйста!» Прошу, не знаю у кого. Как-то глупо просить: «Дорогая Ноосфера, освободи меня, пожалуйста…» А безадресно просить тоже не годится. И все равно возвращаешься к единственному возможному: «Освободи меня, Господи, от дурных мыслей!» Веришь не веришь, а Это называется Богом.
13
Почему я не рассказала Вальке о визитах загадочных мужчин? Да потому, что не успела, были более важные разговоры, а потом она выступила со своим дурацким розыгрышем. В общем, я не просто не сообщила Вальке о визитерах, я, честно говоря, забыла о них.
Я поднялась по лестнице, уже и ключи достала, когда увидела на ступенях возле дверей своей квартиры человека. Конечно, я вздрогнула от неожиданности, но ничуть не испугалась. Он сидел на ступеньках, положив голову на колени, и спал, и мне пришлось потрясти его за плечо, чтобы очнулся.
– Вы пришли за шляпой?
– За Музой.
– Вы не там ищете, музы обитают в других местах, только не здесь. – У меня было какое-то необычное состояние, чуть ли не легкомысленное, и я улыбалась. Зато он казался подавленным, печальным, измученным. Открывая дверь, я неожиданно для себя предложила: – Может, напоить вас чаем?
Согласился с готовностью, стоял в дверях, пока не проводила в кухню. Велела включить чайник, а сама разувалась и умывалась.
– Что же вы чайник не включили? – спросила, входя в кухню.
– Я его не нашел.
– Вот же он.
– Я думал, это кувшин…
Потом я отправила его мыть руки, непонятно почему он залил душем пол в ванной и был очень смущен, похоже, не разобрался с кранами. (Невольно вспомнила, как застала Музу в ванне: стоит голая и не помнит, как включить душ.) Уже тогда, наблюдая за ним, у меня закралась мысль, что он с изрядным прибабахом. А увидев, как он поглощает печенье с чаем, поинтересовалась, не голоден ли он. Ответил, что не ел уже два дня.
