10
Держалась-держалась, а тут наступил предел. С утра все валилось из рук. В больнице поругалась с Заткнись, потому что одна из старух опрокинула на пол судно, баба Шура пыталась навести порядок и размазала дерьмо по всей палате, а Заткнись даже не потрудилась убрать. Наорала на бабу Катю, опять не дававшую открыть окно. Помыв пол, ушла курить и немного поостыла.
В больничном саду выкосили газоны, сильно пахло травой. Вовсю цвела сирень. Солнце не заходит до полуночи, наступило настоящее лето, а я хожу в теплых брюках и в куртке. Вечер решила посвятить себе. Завтра приедет Валька и будет ругаться, что выгляжу как бомжиха.
На лестнице встретила соседку, сообщила, что завтра заберу Музу домой. Она хорошая тетка, сказала: «Сейчас покормлю своих ужином и занесу тебе клюквы, будешь делать для Музы морс». Не раздевшись, не сняв туфли, я сидела в прихожей на стуле, и не было сил подняться. Потом позвонила тете Лёле, выпила для бодрости кофе и приготовила для Музы одежду, которую надо погладить.
Собралась в душ, и вдруг стук во входную дверь. Голова сразу опустела, я застыла на полдороге в ванную. Но тут же позвонили, словно слегка коснувшись звонка. Чего я испугалась – это же соседка! Открыла, не спрашивая, и отпрянула. На пороге мужчина.
– Кажется, я вас напугал… Не бойтесь. – Его вежливо-мягкое обращение успокоило, однако потянулась к выключателю, чтобы зажечь свет в прихожей. – Я ищу Музу Николаевну…
– Что значит «ищу»? – насторожилась я.
– Я хотел бы увидеть Музу Николаевну…
Он был моего возраста или постарше, приятный мужик, интеллигентный, и голос вызывает доверие. Но что у него может быть общего с Музой? Я пыталась запахнуть поплотнее халат и тут вспомнила, что уже видела его сегодня, возле витрины булочной, где большой, почти с человека манекен-автомат, повар в белой тужурке, белых портах и в белом колпаке месит кулаками тесто. Внимание на мужчину я обратила потому, что он слишком пристально уставился в витрину с автоматическим чуваком, а еще потому, что у него была какая-то богемная одежда, как с Монмартра. Значит, он меня поджидал? А одежда невольно навеяла мысль: не связан ли он с тем красавчиком, приходившим к Музе и требовавшим какой-то кринолин?
Я хотела бы вытолкнуть мужчину и захлопнуть дверь, ничего не видеть и не знать. Но знать – безопаснее. Собралась с духом и спросила:
– У вас к ней дело?
– Да, разумеется. Она появлялась дома в последнюю неделю?
Я не могла придумать правильный вопрос, чтобы получить ответ, кто он такой и что ему в действительности нужно от Музы.
– Почему вы спросили о последней неделе?
– Потому что неделю не видел ее и ничего о ней не знаю. – Голос его звучал искренне и даже взволнованно, а вообще он выглядел чрезвычайно усталым.
– А что вы вообще о ней знаете? Кто вы такой?
– Простите, я не представился. Дмитрий Васильевич Бахтурин. Супруг Музы Николаевны.
От такого нахальства у меня дыхание сперло.
– Вы с ума сошли?!
Муза выкрала паспорт! Я метнулась в свою комнату и пыталась нашарить ее паспорт в прикроватной тумбочке, под газетой, пока не вспомнила, что возила его в больницу, а потом сунула в ящик письменного стола. Паспорт нашелся, и штампа в нем, разумеется, не было. Камень с души! И тут же новая догадка: это вор или наводчик! Выскочила в прихожую. Он стоял на том же месте, но, кажется, начал терять терпение и спросил, почему я допрашиваю его и где Муза.
– Как вам не стыдно! На вид – приличный человек, еще не старый. Да вы – аферист! – я и не заметила, как начала орать. Ну, конечно, он брачный аферист! Он сделал ей новый паспорт и расписался с ней! – Что вам нужно от старухи! Денег у нее нет! Комната? Черта с два! Ничего вы не получите!
Я наступила на грабли второй раз. Один театральный паренек сбежал от меня, не проронив ни слова, теперь театральный дядечка деру даст. Однако он дождался паузы в моих воплях и сказал:
– Могу я вас попросить…
– Не можете! Убирайтесь отсюда! Я милицию вызову! Сейчас соседка придет…
Я боялась оставить его, чтобы добежать до телефона и вызвать милицию, а потому кричала еще громче в надежде, что услышат соседи и выглянут на лестницу. Но никто не выглянул, и соседка с клюквой не шла.
Он ни разу не повысил голос, хотя вместо мягкости появились в голосе стальные нотки. Но враждебности не было, я бы почувствовала угрозу. А еще я поняла, что он просто так не уйдет.
– Нет ее! – прорычала я. – Исчезла!
Он задумчиво посмотрел, повернулся и вышел. Идиотка я и истеричка! Выглянула на лестницу, спускается.
– Где вы с Музой расписывались? – окликнула я его. Он обернулся, на лице непонимание. Я уточнила: – Где брак регистрировали?
– Мы венчались.
Ах венчались… Не из психушки ли он сбежал?
Меня трясло. Ненавижу непредсказуемое и непонятное. К соседке за клюквой зашла сама, потому что еще одного звонка в дверь не выдержала бы, а вернувшись, обнаружила на подзеркальнике у входной двери мягкую шляпу с полями и перчатки. Черт подери! Он вернется! А может, намеренно забыл? Придет, задушит и наденет перчатки, чтобы, не оставив отпечатков, обшарить квартиру в поисках бриллиантов, о которых наплела ему Муза.
Определенно я сходила с ума. Тряслась в ожидании незнакомца. Из ванной звонка не слышно, не приходил ли он, пока я стояла под душем? В любом случае дверь я ему не открою.
Полночи не спала, в голову лезли дурные мысли. Перчатки меня смущали особенно, может, это какой-то знак, предупреждение? В облике мужчины было что-то неуловимо странное, необычное, и не только в одежде, а в лице, в поведении. Ретроэкстравагантное. Художник? Артист? И было нечто… симпатичное, вызывающее доверие. А может…
Я покрылась холодным потом. Ведь это он, вернее она, Смерть! Она приходит к каждому такой, какой закажешь или какой достоин. Ко мне придет дряхлая, слабоумная, воняющая мочой баба Катя или баба Шура, а к Музе – мужчина, о котором мечтает каждая женщина.
Лежать я больше не могла, вскочила и побежала на кухню, закурила. Смотрела на отцветшую черемуху и молодой клен, на прихотливо изогнутый ствол засохшего дуба – загадочный иероглиф. И вдруг увидела человека, который ходил по дорожке у подъезда и, не разглядев, кто это, уже знала – он. Потушила окурок под краном, закурила опять. Он сел на скамейку, поднял лицо к нашим окнам. Я отпрянула. Сидел, положив руки на колени, и раскачивался. Можно было спуститься к нему, сесть рядом и поговорить, спросить, что все это значит. Но я прикуривала сигарету от сигареты и утирала вспотевший лоб кухонным полотенцем. Потом мне стало как-то муторно, червиво, тело сделалось ватным, присела, потому что стоять не могла. Меня вывернуло прямо в кухонную раковину, рвало желчью, в желудке почти ничего не было, целый день не ела.
Когда я снова подошла к окну, его не было. А вдруг я двинулась мозгами, вдруг он – галлюцинация?
