В девять договорилась по телефону с начальником об очередном отпуске. В десять, когда была готова выйти из дома, позвонил Пал Палыч. Нет ли новостей, он снова ездил в Диво-остров в поисках Музы. Сообщила новости. Он проявляет естественный интерес и беспокойство, что же раздражаться. Может быть, он даже и не такой плохой человек, как я себе вообразила.
Пал Палыч бывший кагэбэшник, привязался к Музе, не знаю зачем. Ничего себе парочка! Хотя, наверное, девочки ему не по карману, а может, и не нужны, а Муза – красивая старая дама. Гулять ее возил на острова, а потом повадился домой к нам ходить выпивать. Поначалу как-то весело у них было. Музыка, смех. Они танцевали! Но со временем Муза сделалась какой-то вялой, может, он ее подпаивал? Я попросила его не приходить к нам. Наверное, ему и самому вся эта история наскучила, приходить он перестал, а Муза о нем даже не вспоминала. Когда она исчезла, а случилось это в воскресенье, я была в невменяемом состоянии. Первый день и ночь моталась по городу, по близлежащим улицам, в понедельник позвонила старому волоките, чтобы узнать, куда именно он возил Музу, может, она отправилась туда? Вообще-то он отреагировал оперативно. Тут же посадил меня в машину, и мы поехали на Каменный, на Елагин, на Петровский, на Крестовский. Бегали вокруг дворца и озер, кустов сирени и черемухи, яхт и зверей из мини-зоопарков. Поехали в Диво-остров, который Музе особенно нравился.
Честно говоря, я была в полуобморочном состоянии от усталости, страха и бессонной ночи, а там играла музыка, люди крутились и летали на разных аттракционах вверх тормашками чуть не под облаками и дико визжали от ужаса и восторга. А вокруг была разноцветная красота. Занимательные постройки и фигуры животных, гигантские ковбои и индейцы, Снежная королева в ледяном кресле, команда пожарных, химеры и прочая нечисть. На территории детских аттракционов под ногами не земля, а мягкое, чистое и яркое покрытие. В бирюзовых бассейнах плавали лодочки, по игрушечным рельсам бежали паровозики, кружились гигантский заварной чайник и чашки, в которых, словно в креслах, сидели дети с безумными шматками сахарной ваты на палочках.
Я замечала, что город год от года все пышнее украшают цветами, он покрывается озерцами и ручейками из бегоний, герани, анютиных глазок и петуний. Но здесь был какой-то цветочный обвал. Ковры тюльпанов от белых, розовых, красных и желтых всех оттенков до совершенно черных, отливающих фиолетовым. Тюльпаны гладкие, как шелк, и бархатные, похожие на бочонки, лилии и звезды, полосатые, с бахромчатыми краями и совсем необычные, подобные маленьким лохматым пионам. Я такого никогда не видела. Впрочем, я вообще мало что вижу, сидя на работе и дома. Наверное, я впервые гуляла за долгое-долгое время. Но по какому случаю гуляла! Я смотрела по сторонам и даже забыла искать Музу. Хотя, особенно беспокоиться по этому поводу не стоило, за меня это делал Пал Палыч.
Мне понравились зеленые газоны с огромными повозками, в которых лежали огромные яблоки-муляжи, потому что это напомнило «Приключения Незнайки в Цветочном городе». Что-то хорошее из детства. Наверное, поэтому меня и карусель заворожила. Не та, с сиденьями на цепях, а обычная, детская, только двухэтажная и очень красивая, с шатром, украшенным резными кружевами и зеркалами, с лошадью, зеброй, носорогом, динозавром, лебедем, орлом, с тигром, с какими-то необычными для каруселей моего и Машкиного детства персонажами. Я просто обалдела. Как здорово! Люди, львы, орлы и куропатки… Вот что это! Рогатые олени, пауки, молчаливые рыбы, словом, все жизни, все жизни…
– Я бы выбрала лошадку, – подумала я, а оказалось, произнесла вслух.
И вот под какую-то французскую песню несет меня лошадка. Карусель кружится, голова кружится. Кругом проплывает прекрасный зеленый мир. И мне стыдно, что я расслабилась и не схожу с ума от мыслей о Музе. Я просто уже не могу о ней думать.
Пал Палыч протягивает мне руку и помогает сойти.
– Музе тоже нравилась эта карусель, – растроганно говорит он. – Когда мы проходили мимо, она всегда вспоминала монолог из чеховской «Чайки» про тигров, львов, орлов и куропаток.
Кто бы мог подумать!
Мы идем к машине. Как хорошо, что я увидела Диво-остров, что была эта маленькая передышка, потому что меня ждет что-то ужасное. Так я думала и, конечно, не ошиблась. А еще я надеялась, что кто-нибудь из бывших сослуживцев Пал Палыча сможет помочь в поисках Музы, и сказала ему об этом. Нет, никто не может. Это немного охладило мои потеплевшие к нему чувства. Это и то, что в машине у него, как будто случайно, рука соскользнула на мое колено и задержалась там настолько, что мне пришлось снять ее. А еще он хотел зайти ко мне вечером с бутылочкой, сказал, мне не надо одной оставаться. Я, разумеется, отказала. Старый блядун!
4
Зав отделением меня ошарашил. У Музы водянка головного мозга. Неужели об этом не знали? Конечно, не знали. Просто ее никто не обследовал на этот предмет. Ну и что же теперь будет? Оказывается, ничего нового. Она давно с этим живет. Был ли у нее когда-нибудь менингит? Про это я ничего не слышала.
Водянка! Хорошенькая история. И главное – старая.
У зав отделением симпатичная фамилия – Снегирь. И сам он красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.
В больнице я дежурю уже второй день, не считая самого первого – опознавательного. Выматываюсь и чувствую себя как дохлая рыба. Механически выполняю то, что от меня требуется. Обстановка в палате тяжелая: умирание и полусознательное существование несчастных запущенных старух. Не знаю, какое сердце надо иметь, чтобы здесь работать…
Врач заходит раз в день. Сестрички – молоденькие, чистенькие, хорошенькие, в основном, вежливые. В голове у них парни, дискотеки и любовь, любовь, любовь. Они ставят капельницы, делают уколы, дают таблетки, но не следят, принимают ли их старухи. В «сестринской» хорошо пахнет, там режут салат из огурцов и помидоров, пьют чай с шоколадными конфетами из подарочных коробок. Им все время что-то дарят.
Одна из санитарок постоянно пьяная. Старухи зовут ее – Заткнись, поскольку это единственное слово, с которым она к ним обращается. Заткнись моет сортиры, а после этого разносит по палатам хлеб на завтрак и обед. Когда приходит проверка, ее запирают в ванной, чтобы не было скандала. Зарплата у нее копеечная.
Бегаю за сестричками, когда надо сменить капельницу и когда впадает в возбужденное состояние ведьма у окна, та самая, которая не давала проветривать. Вопрос проветривания я решила неожиданно просто – надела на нее (насовсем) свою шерстяную кофту и теперь открываю окно. А еще я сажаю старух, переодеваю, выношу судно и кормлю больничным и своим. К троим вообще никто не приходит, а они смотрят голодными глазами, как я кормлю Музу. Одна лежит с обметанным открытым ртом, смотрит в потолок, сама есть не может. Чувствую отвращение и брезгливость, а сердце рвется. Не должны люди заканчивать свою жизнь в дерьме и равнодушии. Естественно, с медперсоналом отношения я не обостряю. Шоколадных конфет им не приношу, но слежу вместо них за капельницами, скармливаю таблетки и откликаюсь на зов старух.
