Начались поиски Натальи, чтобы пиявок принесла, но она куда-то запропастилась. Потом Серафима сказала, что не Наталья запропастилась, а Марфа, поэтому Наталья с самоваром управляется и ищет печенье, которое Марфа куда-то запрятала. А Зинаида сказала, что Натальины пиявицы – отдыхают, то есть голодных нет, все сытые. Тогда доктор велел принести свой саквояжик, достал баночку с пиявками и отдал Зинаиде, а она быстро уложила Анельку на диван и приставила к ней пиявки. Этот момент застала Наталья, явившаяся с самоваром, застыла на месте, открыла рот, то ли сказать что-то хотела, то ли воздуха ей не хватало, а затем мне показалось, что ей плохо и она грохнется вместе с самоваром. Но нет, самовар благополучно перекочевал на стол, а Наталья твердым шагом пошла за печеньем.
– Ужасная жара, – сказала Серафима. – Но долго она не продержится, у меня коленки ломит.
Выпили чаю, а доктор все сидел и сидел. Какие скучные и тягостные разговоры мы вели! Похоже, все с облегчением вздохнули, когда он удалился. Но в этот вечер никто не мог угомониться. Вернулась Марфа, и Серафима устроила ей разнос за то, что шляется без спросу, когда в голову взбредет. Зинаида приставала:
– Давайте писать письмо.
– Темы исчерпаны.
Ушла, с негодованием шелестя жесткими складками своей хламиды. Где-то далеко-далеко в небе порыкивало, а потом перестало, словно собиралась явиться гроза, да раздумала. Я вышла в сад. Но на воздухе было не легче, ни одна веточка, ни одна травинка не колыхались. Видела, как через черный ход Марфа выпустила какую-то чуть не пополам согнутую старуху.
29
В комнате я разделась до рубашки и распахнула окно. Небо светилось недолговечным прозрачно-розовым румянцем, зелень в саду Колтунчиков была уже не весенняя, а погрубевшая, летняя. Расхаживая по комнате, я ждала, пока в доме все утихнет и Зинаида уляжется спать, чтобы поговорить с Натальей об Анельке. Наконец, вроде бы, утихомирились. Я снова глянула в окно и обомлела. Напротив, на фоне ворот Колтуновых, стоял мужчина. Я узнала его сразу, это был он, живой, настоящий, а не плод воображения! Я не единожды видела его во сне! Рой мыслей промчался в голове. «Вдруг Зинаида тоже стоит у окна?» «Вдруг это не Дмитрий, а Анелькин Владимир?» «А что, если я спущусь по лестнице, открою дверь и выйду к нему?» Он смотрел прямо на меня, он понял, что я его вижу. Он не мог быть Владимиром, не к Анельке он пришел под окна. Мне казалось, что сердце сейчас выпрыгнет у меня из груди. Он пошевелился, а я поднесла палец к губам и стала озираться в поисках бумаги, чтобы написать: «Уходите, я приду сама». Бросить записку в окно я не успела, за моей спиной стояла Зинаида. Я не слышала, как она вошла, но она была здесь, и она прочла то, что я написала. Скатав записку в шарик, я зажала ее в кулаке, глянула в окно – никого. Но это не могло примерещиться! А может, она его не видела? А может, записку не прочла? Может, вообще ничего не было?
Было!
Зинаида белая, как простыня, шипела с придыханием, со всхлипами что-то вроде: «Так вот ты как… Предательница…» А сама то и дело в окно взглядывала. Объясняться или оправдываться было бесполезно. Она выскочила вон, и только за ней хлопнула дверь, как в небе снова глухо заворчало, и еще раз, куда агрессивнее, пока наконец небо не расколола ветвистая молния, а уж потом так громыхнуло, словно случился горный обвал. Кажется, сама природа не выдержала нашего напряжения, скопившихся в доме страха, тревоги, злобы и смятения. И тут же из комнаты Зинаиды послышались рыдания, которые все нарастали, пока не превратились в вой.
Я влетела к ней одновременно с Натальей. Зинаида лежала поперек кровати со свекольно-красным лицом, уставившись в потолок пустыми глазами, и выла. Наталья принялась за привычное дело, накладывала на лоб мокрые тряпки, которые принесла Палашка, а потом укачивала, сжимая в объятиях. Я испугалась, что Зинаиду хватит удар, однако вой внезапно оборвался, глаза ожили, остановились на мне, словно пришили, и вместе с возобновившимися рыданиями она стала выкрикивать обвинения в мой адрес, как я «лестью и лукавством вероломно втерлась ей в доверенность», «как тетушка была права» и пр. Тут и Серафима объявилась, стала вторить Зинаиде.
Небо настолько заволокло тучами, что впору было зажечь свечу, молнии полосовали небо, а дождь все не начинался. Я смотрела в окно на то место, где стоял он.
Где ты? Где?..
В соседней комнате все стихло. Все разошлись, а немного погодя ко мне тихонько поскреблась Наталья и сообщила:
– Заснула.
– Похоже, с ней это часто.
– Нет, не часто. Марфа говорит, бесы наружу просятся, только я не верю.
– Темная она баба, Марфа, и болтает глупости. А ты хоть знаешь, что у нас с Зинаидой приключилось?
Наталья не знала, но удивительно точно оценила ситуацию.
– Попали, как кур в ощип? Не горюйте, пустое. А вот у меня ужасть такая, что и не знаю, как сказать и что делать.
Я догадывалась, что речь пойдет об Анельке. Говорила же Зинаида, что у Натальи глаз-алмаз, все подмечает. Но я ошиблась. Оказывается, сегодня она весь вечер пыталась поговорить с Зинаидой, но той было не до Натальиных секретов, а теперь тем более, поэтому Наталья решила довериться мне.
– Говорят, наш Афанасий Андреич – убивец! – прошептала Наталья, сделав страшные глаза.
– Что за ерунда?! Когда и кого он убил?
– Кого – не знаю, а знаю – чем. Холерными пиявками!
Я выслушала какую-то галиматью, мало что поняла и велела повторить. Ужасную тайну сообщила Наталье соседка-горничная, которая крутит любовь с Помоганцем. Он «читал тетрадки, где Афанасий Андреич записывал все, что делал», так и узнал о преступлении. Будто бы доктор Нус избавил два семейства от зажившихся стариков-родителей, которые долго болели, а своей смертью умирать не собирались. Вообще-то о подобных историях я слышала, но о способе, который применял доктор – никогда. Якобы он ставил своим жертвам пиявки, насосавшиеся крови холерных больных, и получал за это кругленькие гонорары. Отсюда и внезапное богатство.
Наталью никак не назовешь бестолковой, но как относиться к информации, полученной по «испорченному телефону»? Я вспомнила, реакцию Натальи, когда она увидела, что Зинаида ставит Анельке докторовы пиявки.
– И что же, ты решила, будто доктор собрался умертвить Анельку холерными пиявками?
– Спаси, Господи!..
– Все это гнусные и несуразные сплетни, – рассудила я. – Доктор действительно проводит какие-то опыты на пиявках, но вряд ли Помоганец правильно понял то, что написано в тетрадках. А откуда разговоры о свалившемся с неба богатстве, тебе известно?
– Ох уж, известно. Голова кругом! Сама не знаю, что говорю, да только все говорят.
– Что говорят?
– То, что трудами праведными не наживешь хоромы каменные. А он и дрожки щегольские парные завел.
– Это Серафима говорит. А ты повторяешь? Как не стыдно! Ты же доктора с детства знаешь.
