Пока я смотрел, Шутер сзади объяснял про спящего у стены:
– Мужик какой-то, вроде не местный, одет как обычный бродяга, насколько со спины видно. Когда нас сюда втолкнули, он спал – так и спит с тех пор.
– А разбудить не пытались? Поговорить?
– Ткнул я его в бок, он только громче захрапел. А чего с ним говорить, такой же арестант, как и мы.
Я приник к прутьям, скосил глаза влево, вправо и увидел сбоку под стеной тюряги скамейку. На ней сидел Овсянка с автоматом. Не спал – курил самосад, что было ясно по ядреному табачному духу и по вспыхивающему и угасающему после каждой затяжки огоньку.
Значит, один краевец там, другой – в коридоре за дверью… Только я про это подумал, как из-за угла показался и третий, которого я раньше не видел. Низенький, как Шутер, но пошире в плечах. Неторопливо прошел мимо Овсянки, они обменялись кивками.
Я оглядел места, где прутья входили в железную раму окна, и спрыгнул. Нет, мой тычковый ножик тут не поможет. Это все равно что зубочисткой в танке ковыряться. В общем, не сбежать отсюда. Я повернулся, отстранив Шутера, подошел к Алине и присел перед ней на корточки. Взял за плечо, но она скинула мою руку, даже не посмотрев на меня.
– В чем дело? – спросил я. – Почему ты так себя ведешь в последнее время?
– Я себя так веду?! – вспыхнула она. – Я веду?! Да пошел ты…
Я не дал ей договорить – не хватало еще слушать ругань женщины. Да и в криках смысла никакого, Аля только заведет себя до полной потери соображалки, и начнется истерика. Такие вопросы надо решать сразу, радикально – я схватил ее в охапку, притянул к себе и поцеловал. Она попыталась отпрянуть, придушенно всхлипнула, попробовала меня оттолкнуть, но я не позволил. Обнимая одной рукой и придерживая за голову другой, прижал к себе еще крепче и качнулся вбок – в результате мы оказались лежащими на полу. Если бы не Шутер, я бы решил вопрос еще радикальнее, по полной программе, наплевав на храпящего незнакомца, но при дезертире заниматься этим было как-то не с руки, вернее, не с другой части тела, да и Аля уж точно не согласилась бы.
Шутер за спиной удивленно крякнул, пробормотал что-то и затих. Алина еще несколько секунд отпихивалась, потом природа взяла свое, она обмякла в моих объятиях, растаяла, как снежинка на сковороде, и стала отвечать на поцелуй. Целоваться она умела хорошо, все-таки взрослая женщина, не девочка какая-то.
Некоторое время мы лежали так, потом Шутер сзади сказал неуверенно: «Не, вы смотрите, если че, я могу отвернуться», и тогда Алина отстранилась. На этот раз я ей позволил, не стал удерживать. Наши лица были совсем рядом, глядя ей в глаза, я тихо сказал:
– Если что не так – не сердись. Сейчас вместе будем думать, как выбираться отсюда. Ладно?
Она молчала.
– Да? – спросил я.
– Мы ничего не придумаем, Стас, – прошептала она. Услышав свое имя вместо «охотника», я мысленно кивнул сам себе: ну вот, хорошо, контакт восстановлен.
– Мы уже осмотрели всю камеру, – продолжала она. – Сами не выберемся, надо ждать, когда за нами придут. Знать бы, что они от нас хотят.
– Все проблемы решаемы, – неопределенно ответил я.
– Ты все-таки изменился, Стас. После тоника.
– Пугаю тебя?
– Нет, не в том дело. Я говорила: немного не такой стал. Запах, глаза… вот сейчас, когда вошел, мне снова показалось, что они светятся. Если и пугаешь, то совсем немного. И не ты, а то, что в тебе появилось. Оно – будто не совсем ты. Просто что-то новое внутри тебя. Но вот если оно с тобой срастется, станет твоей частью… вот тогда не знаю.
– Глупости это все, – я погладил ее по голове и сел.
Незнакомец у стены всхрапнул громче, а потом выдал особо заковыристую руладу, посвистывая носом и причмокивая.
– Вот же! – я встал, шагнул к нему. Алина уселась, согнув ноги и обхватив себя за колени, наблюдала за мной. Я ткнул спящего носком ботинка в спину.
– Эй, композитор! Подъем, смычок украли!
Он захрапел громче, забормотал что-то из-под руки, закинутой на голову.
– Вставай, хватит оглашать окрестности!
В ответ – храп.
– Воды б ему ледяной на голову, – поделился идеей Шутер. – Только взять ее тут негде.
Я слегка отошел, шагнул вперед и пнул мужика ботинком по заднице. Она у него, кстати, была толстоватая, немаленькая такая задница, да и сам он – мальчик в теле, может, и не совсем толстяк, но явно не отказывал себе в доброй жрачке.
В общем, я его пнул – и в следующую секунду полетел на пол. Незнакомец, оглушительно всхрапнув, перекатился назад, схватил меня за ногу и рванул кверху. Когда так делают, устоять практически невозможно, но есть способ превратить позорное падение с грохотом костей и искрами из глаз в ловкий кувырок, показывающий, какой ты тертый парень и умелый боец. Взмахиваешь ногой, как бы помогая противнику, а на самом деле вырывая стопу из его рук, и валишься назад, но при этом изгибаясь и вращаясь как бы таким штопором… Короче, я крутанулся, опрокинувшись на бок, перелетел через правое плечо, оттолкнулся ладонями от пола и встал на колени. А через миг – и на ноги, повернувшись к незнакомцу в пол-оборота, в позе, из которой удобно начинать кату. Ноги полусогнуты, пальцы распрямлены, ладони напряжены, правая рука отведена назад и готова нанести удар ребром, левая – перед собой, чтобы поставить блок…
Аля вскочила. Шутер заголосил что-то. А мужик попер на меня – словно бык, нагнув голову, прикрывая кулаками лицо. Боксер, значит. Сейчас мы тебя, боксер…
– Стас! – вдруг воскликнул он. – Чувачелло! Ну, мать твою, где еще тебя можно было повстречать, как не в краевской тюряге?!
– Калуга? – спросил я, удивленно опуская руки. – Ты?
– Нет – тринадцать гребаных мутантов! – радостно взревел он и сгреб меня в объятия.
* * *
Расхаживая по камере, Калуга вещал:
– Вон там они меня и схватили, на поляне, в роще возле Леса. Оказалось, что это какая-то их священная роща. Ну, то есть у них как вообще это все обстоит… – он приостановился перед нами, сидящими под стеной, щелкнул пальцами. – В Лес краевцы заходить могут, но не все. И не всегда. Это зависит от всяких таких эфемерных обстоятельств. И вот…
– Каких-каких? – переспросил Шутер.
– От мистических всяких дел. Которые заранее не просчитаешь. При этом молиться, то есть проводить свои ритуалы, они хотят регулярно. Но в Лес регулярно войти не могут. И вот для этого нужна та роща – она для ритуалов годится, растет у самой границы Леса, но при этом все же не Лес. Причем уверен, что она не одна, таких вдоль края Леса в этом районе несколько. Но я не о том: в общем, в центре этой рощи поляна, на поляне дерево-мутант, причем необычное, с зелеными крапинками по коре, ну, будто пятнистое. Еще и лоснится… на кору даже не очень похоже, будто что-то живое.
