На этом эпопея «знакомства» с «Бастионом» закончилась. А теперь на тебе, залетела группа спецназа из две тысячи шестого года с подобной задачей – найти эту треклятую установку, способную соединять Зону и Большую землю, да еще и в любое время.
– Ёшкин кот, я думал это брехня все! А, ребятки? – закончил Егерь.
Бойцы переглянулись. По их лицам старик понял, что все очень правдоподобно и реально. И опять погрустнел. Но грусть быстро развеяла голая девка за бортом вагона.
– Вот, ёксель-моксель, не угомонится никак! – воскликнул Егерь, встал и позвал за собой. – Зрелище хотите увидеть, кобеляки?
Народ кинулся к окнам и двери. Егерь подошел ко входу, перекрестился, прошептал коротенькую молитву, убрал оба засова, взял рукой «бусы» на шее и отворил дверь.
* * *
Глаза девушки загорелись. Две зеленые искры в ночи. Свист прекратился. Луна ярко освещала во тьме силуэт женщины, ее формы и прелести. Было так тихо, что слышался стук сердец бойцов. По крайней мере, так им показалось.
«Бусы» на шее старика запылали алой гирляндой в тот миг, как он открыл дверь и появился на пороге. Никита шарахнулся от вида всего этого и легкого давления извне. Стало не тяжело, а, наоборот, приятно, тепло и сладко. Истома волнами потекла по крови, жилам.
– Стоп, Рыжуля! – крикнул дед, стараясь максимально загородить собою разведчика.
– Егерь, может пальнуть в нее? А? – буркнул от окна Орк.
– Нет, мне еще жить здесь с ней, а убить ее так просто не получится.
– Звизде-е-ц!
– А краси-ивая кака-ая! М-м, сказка, – вслух восхитился военврач.
– Есть маненько, использует волчица свое обаяние смертельное, отвернешься – и разорвет на хлястики, – пояснил Егерь.
– Вот, сучка!
Девушка зашипела, личико исказилось в дикой гримасе.
– Э-э, Рыжуля-я? Стоять. Давай-ка, иди отседова, лес большой, найдешь себе другую игрушку, не трожь моих гостей. Все, дуй прочь, пока налысо не обрил зарядом картечи.
Девушка вдруг оскалилась, зашипела, и в лунном бледном свете все увидели ее клыки. Лицо ее задергалось, под кожей заходили волны, задвигались желваки, брови, крылья носа. Маникюр красавицы превратился в длинные корявые когти, спина ощетинилась серо-рыжей шерстью, уши вытянулись хвостиками.
– Вот блин! – только и смог вымолвить Никита, схватившись за рукоятку «Гюрзы».
– Пшла вон, бестия злобная! – прикрикнул Егерь, сверкнув вживленным глазом-«каплей» и потрясая «рубиновыми бусами».
Оборотень, почти полностью превратившийся из нагой девушки в лохматое ужасное существо полтора метра в холке, дико зашипел, брызжа слюной, и сделал гигантский прыжок прочь, в кусты. Три секунды, и треск веток в лесу смолк.
Из прострации бойцов вывел хозяин домика:
– Айда спать, ёшкин кот! Нечего мурашей по задницам гонять.
– Да конечно! Уснешь тут, ёптеть, – пробурчал Никита и быстрее старика заторопился в вагончик, где уже сгрудились, отпрянув от окон, товарищи.
– Если хто нужду справить, давайте живей, пока я тут с «бусами», – подсказал Егерь и улыбнулся от души, – ой, ну и рожи у вас, молодцы, вы бы видели себя!
В эту ночь все спали беспокойно и тяжело, несмотря на выпитый алкоголь и усталость от рейда. Никита, набив на КПК послание Холоду, послушал храп старика на койке, окинул взглядом спящих бойцов на верхних полках, Ахмада на циновке и, затушив свечу, сам задремал на матрасе вдоль стены.
Снилась ему обнаженная Рыжуля, зовущая на сеновал. Обыкновенный простой сеновал. Не из высохших от радиации и кислотных дождей полыни и хвоща, а из золотистого чистого сена.
Ласково звала и нежно. И нежной была!
Глава 12
Зона. Лунинск. 28 апреля 2016 г.
Утро в заброшенном городке проникло своей апрельской прохладой и в спортзал ДК. Каркающая ворона на решетке разбудила половину группы и сразу вспорхнула, заметив шевеление тел на полу. Эх, а она так надеялась, что это трупы, готовая пища! Особенно вкусны глаза…
Корсар вскочил и, окинув тревожным взглядом периметр зала, успокоился и убрал руку с автомата. Холод, потирая лицо, косился на вход и ссутулившегося Тротила на посту. Растяжка на крыльце не сработала за ночь, поэтому поспали лучше, чем предсказывалось сталкером. Костер почти потух, дымок вяло тянулся к окну. Пахло золой и потными телами.
В каморке зала лежал холодный Семаков, завернутый в алое знамя с изображением Ленина. В легкой одежде, с фотографией семьи в руке.
Димон побежал по нужде, Пыть-Ях шептался с Баллоном, Фифа развела руки, потянулась и потрепала волосы. Подпол потирал ногу выше раны и морщился. Громко зазевал Родео. Полкан перевернулся и попытался согреться, но озноб бил его нещадно, даже слышался стук зубов.
– Подъем, бандерлоги! От командира сообщение пришло. У них все в порядке. Вышли из Чащобы. Будут ждать на речке, готовить переправу, – сказал Ден, встал, отошел и начал отжиматься от пола.
– Ужас, – прошептала Анжела, глядя на него, и занялась прической.
– Хорошо. А от Рогожина что-то есть? – спросил Тротил от входа.
– Неа. Тишина, – откликнулся Холод и продолжил упражнения, вслух считая по-японски: – Ит, ни, сан, си…
– Фифа, харэ марафеты наводить, давай кашу вари, – съязвил Родео.
– Ага, щаз-з. Прям метнулась, – огрызнулась девушка, поднимаясь.
– И мне борщечок и котлет… штук десять. Гы-ы, – заржал Баллон.
– Эй, слоняра, иди зарядку делай, – хохотнул Пыть-Ях, – Сильвер ты наш однорукий.
– Не-е, Сильвер одноногим был, кажись?!
– Сильвер у нас Подпол. Ты Капитан Крюк, ёпрст.
Смех раздался уже громче, бойцы заулыбались, начали вставать.
– Да не-е, Капитан Крюк – этот Излом, которого…
– Э, боец!? Заткни там рупор. Не стыдно? – оборвал Баллона Ден.
Все сразу вспомнили вечер, гибель Фотона, расстрел однорукого монстра и затихли, бледнея и сопя.
Утренний туалет и завтрак прошли в молчании. Доев последние пайки и выпив чаю, бойцы неторопливо собирались. Холод отдал распоряжения насчет оружия, удобного распределения снаряги, сборов и похорон майора.
Горбоконику поручили вместе с пленным под присмотром Пыть-Яха нести тело Фотона, Корсар ушел с Тротилом снимать растяжку и проверить улицу перед ДК. Остальные пошли следом. Димон притащил полторы лопаты со склада, где валялся труп Излома, обгладываемый крысами. Вернулся, конечно, смурной и бледный.
Сбоку от крыльца, в поросшей багульником клумбе, выкопали могилу. Похоронили майора Семакова, сделав холмик, придавив куском бордюра и табличкой, несущей информацию о нем. Ден сказал скупое: «Прости майор, не доглядели, не уберегли! Ты был хорошим офицером и человеком» и опустил голову.
