– Где холодильник? В упор не вижу, – отозвался самый голодный из всех Орк.
– Так, туды-растуды, детиночка, перед тобой бочка стоит, залезь туда.
– Ого. Ну и холодильник, дед, ты себе надыбал! – Орк открыл дверцу-жезлонку и удивился пуще прежнего. – О-фи-ге-ть! Стинол, ё-мое. Супер-пупер. Еще скажи, на фреоне?!
– Зачем же? На «холодце» работает, артефакт такой из одноименной аномалии. Не слышал, шшто-ли?
– Не-е. Я в Зоне ваще новенький, – Орк начал доставать из импровизированного холодильника немудрящую закуску.
Бойцы уложили вдоль стены вагончика все оружие и снарягу, сняли разгрузочные жилеты, по очереди помыли руки в отвратительном умывальнике, стали садиться за столик. По знаку командира Орк достал кое-что из их припасов: фляжку со спиртом, шоколад, кусок вяленого мяса. Егерь выставил бутыль мутной жидкости коричневого цвета, довольно закряхтел. Бродяге из-за шва на животе сгибаться еще было рановато, но его водрузили на верхнюю полку «Кедра», в котором нижних и не было вовсе.
Егерь как хозяин приюта первым разлил всем свое пойло, от вида которого народ сморщился и с недоверием начал принюхиваться.
– Не боись, честной народ, кому в дыхло, кому в рот! – радостно сказал старик, чокнулся со всеми и произнес вполне серьезным голосом: – Ну, бойцы-разведчики, за знакомство, за встречу, за новые имена в Зоне!
Выпили, кислые гримасы быстро сгладили закуской. Выдохнули.
– Закусон у тебя, Егерь, больно хитрый. Где продукты свежие берешь в Зоне? Кругом радиация же, – первым начал разговор Никита.
– Продукты-то? Да по-разному. То выменяю артефакты на них в Баре, тут недалече. То оружие на спиртик, на тушеночку на Армейских базах. То сам в лесочке словлю, благо зверья полно тут.
– Армейские базы? Так ты с «Анархией» дружбу водишь, Егерь? Оружием приторговываешь?
– Ты, милок, зря думаешь про меня плохо. Оружие с мертвецов собираю, сдаю. На кой ляд оно мне?
– Да что сразу плохо-то?! Так, вообще, честно говоря, не знаю тебя. Вот и приглядываюсь, узнать хочу. Больно ты на моего деда родного похож, тоже любителя природы, живности, самогонки да лекарств народных.
– А-а, любишь деда? – улыбнулся старик, пожевывая березовый листочек.
– А как же, конечно. Только нету его в живых больше. Помер дед мой пять лет назад. От старости, от ран боевых с Великой Отечественной. Артиллеристом был, потом комбайнером, одним из лучших на Кубани. Первым ввел спарку машин для покоса злаковых. С одним машинистом. Совхоз лучшим был. И он был лучшим. Мировой дед. Степан Семенович, – Никита перестал жевать, задумался, вспомнил что-то, алея щеками.
– Вижу, вижу, что откровенен ты, солдатик, что чтишь и помнишь корни свои. Молодец, уважаю. Ну, прежде, чем дальше стукнемся стаканами, представьтесь хозяину этого дома. А то имен ваших даже не ведаю. Вона, Бродягу только знаю. Да и он меня тоже. Так, сталкер?
– Так, Егерь. Видались в прошлом годе, – отозвался тот сверху.
– Бродяга в числе пятерки той и прибыл, когда Корсар с Проводником меня вытаскивали конченного после подземелий этих бастионовских. Подмога пришла вовремя. Помню, помню! И как засаду устроили, с Энергопостов выходили, и как прикрывали меня, от засранцев тех отбивались. И как в Лунинске горели и на плечах друг друга выносили с владений тех убогих фантомных. Спасибо тебе, Бродяга, за встречу и помощь давешнюю! Жаль, что еще раз Корсару да Проводнику сказать это же не могу! Жалею об этом.
– Да на здоровьице, Егерь! Благодарил ты уже нас. А почему жаль Корсара? – откликнулся с верхней полки сталкер.
– Дык, сгинули же они в Оке Зоны этом, будь оно неладно! Так вроде говорят. В Бункере погибли недавно. Там, где меня держал в изоляции «Бастион» этот, сучок ему в энное место. Так оно? Или я чего-то не знаю?
– Жив Корсар! Жив! – чуть свесился с полки Бродяга. – Проводник, Зональщик и другие хорошие мужики полегли там, а Корсар живой. Ты слышишь, Егерь, живой друг наш! И мы к нему идем сейчас.
* * *
Волки перестали выть и убрались восвояси. На еловую ветку сел филин, и, ужавшись в мягкий серый комок, застыл в ожидании добычи. Аскарида, обнюхав воздух и почувствовав опасность, юркнула обратно под дерн. Лисоед – местный мутант, производное лисицы и барсука, пробегая по тропинке через поляну Егеря, замер, уставившись в одну точку. Кривые клыки зверя, обычно клацающие даже при ходьбе, в этот раз не издали ни звука, боясь выдать себя. То, что увидели мутные глаза с вертикальными зрачками, заставило его рвануть в сторону и вмиг исчезнуть в зарослях гигантского папоротника.
По тропе, мягко и неслышно ступая босыми ногами, прошел голый человек. Но это был не просто голый человек. Это была женщина! Ее стройное, белое тело, полностью обнаженное, источало аромат мяты, мускуса и еще чего-то диковинного и приятного. И только звери вокруг чуяли исходящие от нее гипнотические волны, животный страх и ментальное давление на мозг и даже на мышцы. Все живое в округе знало, кто это и что это.
Нагая женщина с распущенными по плечам рыжими волосами, в которых застряли и запутались колючки репейника и березовые сережки, остановилась возле «егозы» и самодельного шлагбаума, потопталась на месте и, разжав пальцы рук веером и разведя их в стороны, подняла вверх милое чистое личико. Чуть полноватые красные губы вытянулись трубочкой, глаза различимого даже в ночи ярко-зеленого цвета мигнули огоньком, словно сверчки в брачную ночь на листе лопуха, и над поляной раздался тихий монотонный свист. Зовущий и манящий.
* * *
– Живо-о-й? Вот те на! Вот новость! – искренне обрадовался Егерь, ища в глазах гостей поддержку своего восторга. – Как? Когда? Где-е?
– Точно, Егерь, отвечаю! – подтвердил Никита, кусая мясо.
– Ага, и вполне нормальный мужик. Свой в доску, – пробурчал Орк, жуя.
– Ха, еще бы не свой! Десантура. Вместе духов гоняли по горам, – сообщил старик, повеселев, – триста сорок пятый парашютно-десантный, он сержантом, я замком разведроты у Валеры, нашего батяни. Вот, ёшкин кот, дела-а! Как я рад, как рад такой новости. Выпьем за Корсара, за Сашку. А ну, давай, наливай боец.
– Орк я.
– Давай, Орк, по полной. И хотя тут второй тост обычно за Зону, но обождет матушка. Ох, обождет! За Сашку давайте.
Застолье приняло новый оборот и обещало быть затяжным. Но вдруг снаружи вагончика раздался тонкий свист, прервался и снова повторился. Такой томный, трепетный, завораживающий слух людей.
– Лесные разбойники? Бандеровцы? – улыбнулся Никита, но заметив бледное лицо Егеря, вмиг ставшего серьезным и строгим, заткнулся и невольно потянулся к оружию.
– Нет, ребятки, кое-что похуже! – ответил хозяин и с натянутой улыбкой произнес дальше: – Это Рыжуля пришла, девка местная, лесная. Опять, поди, голая приперлась. Надоедать будет, торчать до рассвета.
Разведчики переглянулись, перестав жевать, и все разом бросились к окошкам, один Ахмад остался безучастно сидеть в углу, кусая ломоть вяленого мяса.
