— Думаешь, Фин об этом не позаботился? — Бойл взял ее руку и потянул за собой. — Несколько часов его не будет дома, но, думаю, он знает, что в таких случаях делать. Брэнна знает, где ты. Она передаст Коннору.
— Куда я иду?
— Ко мне наверх, где ты выпьешь и посидишь, отдышишься.
— Да уж, неплохо бы.
Поддерживаемая Бойлом, она поднялась по лестнице. Не так, конечно, она мечтала впервые войти в его дом, но это она еще наверстает.
Он распахнул дверь с небольшого приступка.
— Гостей не ждали.
Айона заглянула в комнату и заулыбалась.
— Слава богу, у тебя тоже бедлам, а то мне было бы стыдно. А у тебя симпатично. — Войдя окончательно, она огляделась.
Пахло Бойлом — лошадьми, кожей, мужчиной. Комната — своеобразное сочетание гостиной, спальни и кухни — была залита неярким предвечерним светом. Возле мойки стояла кружка, на короткой столешнице, отделявшей кухню от остальной части помещения, лежала раскрытая газета.
По комнате были разбросаны книги, газеты — она успела заметить детективные романы и журналы, связанные с лошадьми и коневодством. Кучей наваленные сапоги в деревянном ящике, на крючках — несколько старых курток. Продавленный посередине диван, два больших кресла и, к ее несказанному удивлению, большой плоский экран на стене.
Бойл заметил ее недоумение.
— Очень удобно смотреть футбол и всякое такое. Тебе нужен виски.
— Еще как! И от кресла я бы тоже не отказалась. После таких упражнений меня обычно начинает колотить.
— Зато в нужный момент ты сохраняла твердость.
— Да уж… Еще бы чуть — и никакой твердости. — Бойл тем временем отошел в кухонную часть комнаты и открыл шкафчик с посудой. — Это ты мне помог удержаться.
Она находилась здесь в безопасности, и все было уже позади, так что он решился на комментарий. Хотя бы попробовать.
— Ты вся пылала, как огонь. Глаза стали такие бездонные, что в них можно было утонуть. Ты подняла руку и голой ладонью словно вытащила из неба бурю. Невероятно!
Он налил обоим виски, отнес стаканы туда, где она сидела, утонув в огромном кресле.
— Я большую часть жизни общался с Фином, Коннором и Брэнной. Я видел немало чудес. Но такого…
— А я никогда ничего подобного не чувствовала. Буря у меня в руке… — Айона взглянула на ладонь, покрутила так и сяк, словно удивляясь, что ничего не изменилось. Рука как рука. — И во мне тоже бушевала буря. Не знаю, как это объяснить, но она была внутри, такая огромная, и заполняла меня всю. И я чувствовала, что она — за правое дело. — Я, кажется, сломала какое-то дерево? — спросила Айона после паузы.
Он своими глазами наблюдал, как дерево, подобно хрупкому стеклу, разлетелось на мелкие частички.
— Могло быть и хуже.
— Не сомневаюсь. Надо больше заниматься и практиковаться. — Учиться лучше контролировать свою энергию, подумала она, и оттачивать концентрацию, о которой все время твердит Брэнна.
Она перевела взгляд на Бойла. Суровое, красивое лицо, бровь со шрамом, рыжеватые глаза, в которых еще не остыло возбуждение.
— А ты собирался напасть на него с ножом, этими вот руками.
— Но он и без ножа пролил кровь, правда?
— Думаю, да. — Она сделала глубокий вдох, затем выдох, очищая легкие. — Он пролил кровь. Не ожидал того, что я сделала, и, наверное, не был готов к тому, что у меня может получиться. Да я и сама не ожидала.
— В следующий раз, думаю, вы с ним уже не сможете этого недооценивать. Пей виски. Ты пока еще очень бледная.
— Да. — Она отхлебнула.
— Мне кажется, сегодня неподходящий вечер для выхода в свет — я имею в виду наш ужин.
— Пожалуй. Но я умираю с голоду. Наверное, это из-за потраченной энергии.
— Я тебе что-нибудь сооружу. У меня, кажется, есть пара отбивных, и картошки поджарим.
— Ты обо мне решил позаботиться?
— Тебе это сейчас не помешает. Виски-то пей! — повторил он и отошел назад в кухню.
Звон кастрюль, стук ножа по доске, шипение масла. От этих простых домашних звуков нервы начали успокаиваться. Айона хлебнула еще виски, встала и прошла на кухню, где Бойл стоял у плиты и жарил на одной сковороде мясо и нарезанную картошку — на другой.
Насчет отбивной у нее были некоторые сомнения, но вслух говорить об этом она не стала.
— Могу помочь. Хоть руки и голову чем-то займу.
— У меня там пара помидоров, жена Мика угостила из своего парника. Можешь порезать.
Она занялась делом, и ей действительно стало легче.
Из оставшегося на сковороде мясного сока Бойл сделал подобие подливки, сдобрил ее приправами и вылил на мясо.
Устроившись у столешницы, Айона откусила кусочек.
— Вкусно.
— А ты чего ожидала?
— Я ничего не ожидала, но получилось вкусно. Бог мой, умираю с голоду!
Бойл видел, как по мере насыщения у нее розовеют щеки, а глаза делаются все менее ошарашенными.
Он помнил, как в лесу жар и ярость на ее лице в один миг уступили место бледности и слабости. И теперь он с облегчением наблюдал, как она становится собой. Вот она, нормальная Айона.
— А тумана на этот раз не было, — вдруг осенило ее. — До меня только что дошло: он выскочил прямо из чащи. Не знаю, как это трактовать, но нужно обязательно сказать об этом Брэнне и Коннору. И Фину. А еще этот камень, красный камень на его шее… Под конец он уже меньше светился. Мне так показалось. А тебе?
— Не могу сказать. Мне больше его клыки запомнились. И то, как ты вмиг побелела. Я уж стал бояться, что ты съедешь с седла.
— Быть такого не может. Никогда! — Она посмеялась, накрыв его руку своей. И замерла, когда он повернул свою ладонь и крепко сжал ей руку.
— Ты меня до смерти напугала. Просто жуть как!
— Прости.
— За что, интересно, ты извиняешься? Эта твоя привычка, между прочим, меня довольно-таки раздражает!
— Я… я стараюсь исправиться.
— Нет, ты только задумайся! Мы едем верхом, умиротвоенные, довольные, я даже размечтался: вот сходим поужинать, а там как пойдет. А в следующую минуту ты устраиваешь смерч!
Он встал, собрал тарелки, о чем она мысленно пожалела: картошечки она бы съела еще.
— Не хочешь, чтобы я извинялась, не ори на меня.
— Я на тебя не ору!
— А кто тогда?
— Никто! Я просто ору. Человек — что, не может в собственном доме выражать свои эмоции так, как ему нравится?
— А в моем доме никто никогда не кричал.
