Интересно, чего тут больше — наследственности или колдовства? Правда, у некоторых это одно и то же.
Айона собралась с духом и, отбросив зонт, потянулась к ручке двери.
Не успела она коснуться ее, как женщина обернулась. Улыбка стала шире, словно незнакомую гостью приглашали войти, так что Айона распахнула дверь и шагнула в дом.
И улыбка на лице хозяйки погасла. Дымчато-серые глаза так пристально остановились на ней, что Айона замерла на месте, едва переступив порог.
— Можно мне войти?
— Уже вошли.
— Да… Кажется. Надо было постучать. Простите. Боже, как чудесно здесь пахнет! Розмарин, базилик, лаванда и… да все! Простите меня, — повторила она. — Вы ведь Брэнна О’Дуайер?
— Да, это я. — Она достала из стола полотенце и протянула Айоне. — Вы насквозь вымокли.
— Ох, простите, с меня на пол течет. Я пешком шла от замка. От отеля. Я остановилась в замке Эшфорд.
— Повезло, место на редкость превосходное. Исключительное.
— Просто мечта! По крайней мере, то, что я успела рассмотреть. Я только приехала. Ну, часа два назад. И сразу захотела познакомиться с вами.
— И в чем же причина?
— Ой, простите. Я…
— Что-то вы все время извиняетесь. Это уже которое извинение?..
— Да уж… — Айона мяла в руках полотенце. — Вы правы, выглядит именно так. Я Айона. Айона Шиэн. Мы с вами двоюродные сестры. То есть… моя бабушка Мэри Кейт О’Коннор — двоюродная сестра вашей бабушки Айлиш… Айлиш Флэннери. А значит, мы с вами… Троюродные? Четвероюродные? Я запуталась.
— Кузины — и все тут. Давай-ка сними с себя эти грязные сапоги, и попьем чайку.
— Спасибо. Я знаю, надо было написать или позвонить… Ну, как-то предупредить, что ли. Но я боялась, вы запретите мне приезжать.
— Правда? — проворчала Брэнна, ставя чайник.
— Просто… Раз уж я решила ехать, надо было действовать быстро. — Айона оставила сапоги у двери, повесила плащ на крючок. — Всегда мечтала побывать в Ирландии. Ну… поиски корней, знаете… Но все откладывала да откладывала. А потом… Решила ехать — и поехала.
— Пройди сюда, к огню, и сядь. Сегодня ветер холодный.
— Да уж! Мне показалось, чем глубже в лес, тем холоднее. О господи, это же тот самый медведь!
Она умолкла, увидев, как огромная собака, тихо лежавшая до этого у огня, подняла голову и уставилась на нее точно так же, как это было в лесу.
— Я имею в виду собаку. Когда она выскочила из чащи, я поначалу приняла ее за медведя. Ну и собака у вас. Какая огромная!
— Да, пес принадлежит мне. А я — ему. Это Катл, тебе он ничего не сделает. Не боишься собак, сестренка?
— Нет. Но эта уж больно большая. Он кто?
— Ты про породу? Его отец — ирландский волкодав, а мать — помесь ирландского дога и шотландской борзой.
— Держится свирепо и одновременно с достоинством. Можно его погладить?
— Это вам с ним решать, — ответила Брэнна и поставила на стол чай и печенье. Больше она не произнесла ни слова. Айона присела на корточки, дала собаке понюхать тыльную сторону руки, после чего ласково потрепала псину по голове.
— Привет, Катл. Я не успела представиться. Ты меня очень напугал.
Она поднялась и улыбнулась хозяйке.
— Как я рада с тобой познакомиться! И вообще быть здесь. Все было так странно, до сих пор в голове не укладывается. Все не верится, что я здесь стою.
— Тогда садись и выпей чаю.
— Я о вас практически ничего не знала, — начала Айона, удобно устроившись за чашкой чая и согревая руки. — Ну, то есть… Бабуля мне говорила, что есть родня. Ты и твой брат.
— Коннор.
— Да, Коннор. И еще кто-то живет в Голуэе или Клэре. Она хотела свозить меня сюда еще сто лет назад, но… не сложилось. Мои родители — мама, в основном, — не очень-то хотели, чтобы мы ехали, а потом они с папой разошлись, ну, а в такой ситуации начинаешь метаться между двумя родителями, понимаете? Потом каждый обзавелся новой семьей, ну, тут вообще началось что-то несусветное, мама настояла на признании первого брака недействительным. Хоть и говорят, что на ребенке это никак не отражается, а все равно начинаешь чувствовать себя незаконнорожденным.
Брэнна и бровью не повела.
— Могу себе представить.
— Потом школа, работа, какое-то время у меня были отношения с одним человеком. А однажды я взглянула на него и подумала: «Зачем?» В смысле — мы были друг для друга не более чем привычкой, удобством, а ведь людям нужно нечто большее, правда?
— Пожалуй.
— Мне, во всяком случае, хочется большего, хотя бы со временем. В общем-то, я никогда не чувствовала себя в своей тарелке. Там, где я жила, что-то всегда казалось мне неправильным, как будто шло наперекосяк. Потом я начала видеть сны — точнее, я стала их запоминать. И поехала навестить бабулю. И все, что она мне рассказала, можно было принять за бред сумасшедшего. В ее словах как будто не было никакого смысла, а на самом деле — был. И все сразу встало на свое место… Что-то я много болтаю. Нервничаю очень. — Она взяла печенье, сунула в рот. — Вкусные! Я..
— Перестань извиняться. Звучит как-то жалко. Расскажи лучше о своих снах.
— Он хочет меня убить.
— Кто?
— Не знаю. Точнее — не знала. Бабуля говорит, его зовут… звали… зовут Кэвон, и он колдун. Злой колдун. Много веков назад наша прапрапрабабка — первая Смуглая Ведьма — его уничтожила. Но какая-то его крупица уцелела. И теперь он жаждет меня убить. Нас. Я понимаю, это похоже на бред.
Брэнна безмятежно потягивала чай.
— Думаешь, ты меня этим как-нибудь поразила?
— Да нет. Вид у тебя совершенно спокойный. Жаль, что я так не могу. А ты красивая! Я всегда мечтала быть красавицей. И ростом повыше. Ты высокая. Опять болтаю. Не могу остановиться.
Брэнна поднялась, открыла буфет и достала бутылку виски.
— В такой день хорошо плеснуть в чай каплю виски. Значит, ты услышала историю о Кэвоне и первой Смуглой Ведьме, Сорке, и решила махнуть в Ирландию для знакомства со мной?
— Ну… приблизительно так. Я уволилась с работы, продала вещи.
— Ты… — Тут Брэнна впервые по-настоящему удивилась. — Ты продала вещи?
— Включая двадцать восемь пар дизайнерской обуви, купленной со скидкой, но все же… Было нелегко, но не хотелось оставлять за собой хвосты. Да и деньги на поездку были нужны. И на поездку, и на жилье. Виза у меня рабочая. Найду место, подыщу, где жить.
Она взяла еще печенья, в надежде, что это остановит словоизлияние, но ее словно прорвало.
— Я знаю, глупо столько платить за номер в Эшфорде, но просто мне так захотелось! Дома у меня ничего не осталось. И, можно сказать, никого. Только бабуля. Правда! И она согласилась приехать, если я ее попрошу. Мне кажется, я могу здесь найти себя. Здесь у меня все может наладиться. Надоело ломать голову, почему я все время чувствую себя не на своем месте.
