– Это было круто. – Брэндон выглядел как человек, только что принявший бодрящий душ. Экзекуция оставила блестящий пот на его грубых чертах лица; он широко ухмылялся. – Дай-ка мне водки, Кэтсо.
– Больше нету, – невнятно ответил Кэтсо, приканчивая бутылку. – Она была неполная.
– Ты – дерьмо лживое, – сказал ему Брэндон, всё ещё ухмыляясь.
– И что с того? – парировал Кэтсо и выкинул пустую бутылку. Она разбилась. – Помоги мне встать, – попросил он Брэндона. Тот, полный добродушного юмора, помог Кэтсо подняться на ноги. К тому времени Рэд уже выходил из тоннеля, остальные последовали за ним. – Эй, Карни! – крикнул Кэтсо через плечо. – Ты идёшь?
– Конечно!
– Или хочешь поцеловать псину на прощание? – предположил Брэндон.
Кэтсо зашелся в приступе хохота над этим замечанием. Карни не ответил. Он стоял, изучая неподвижную фигуру, распростёртую на полу тоннеля, отыскивая в ней проблеск сознания. Ничего. Он посмотрел вслед остальным. Спины трёх приятелей удалялись, растворяясь в конце путей. Карни положил в карман верёвку с узелками. Кража заняла всего секунду. Как только шнурок был надёжно спрятан с глаз долой, он почувствовал прилив торжества, который не совсем соответствовал ценности его наживы. Карни уже почти ощущал часы блаженства, которые доставят ему узелки. Время, когда он сможет забыть о себе и своей внутренней пустоте; забыть об однообразном лете и лежащей впереди безжалостной зиме; забыть о старике, лежащем на загаженном полу возле него.
– Ка-арни! – снова позвал Кэтсо.
Карни повернулся и направился прочь от тела Поупа и кучи его вещей. Когда до конца тоннеля оставалось несколько шагов, старик позади него начал что-то бормотать в бреду. Слов было не разобрать. С помощью какого-то акустического фокуса стены умножали произнесённые звуки. Голос Поупа, казалось, звучал отовсюду, забегая вперёд Карни и снова возвращаясь, наполняя тоннель шепотами.
* * *
Вечер был ещё не поздним, когда он сидел один в своей спальне, слыша, как за соседней дверью плачет во сне мать. Свой досуг Карни решил посвятить изучению узелков. Он ничего не сказал Рэду и другим о краже шнурка. Преступление было настолько мелким, что они подняли бы его на смех за одно упоминание о нем. И кроме того, кража узелков была весьма интимной, они теперь принадлежали только ему вместе со своей тайной.
После небольшого спора с самим собой, Карни выбрал узел, который уже пытался распутать раньше и принялся трудиться над ним. Почти сразу он утратил всякое чувство времени; задача захватила его полностью. Часы блаженной неудовлетворённости проходили незаметно в попытках распутать головоломку, в поисках ключа к скрытой системе узла. Но он ничего не находил. Последовательность, если она была вообще, лежала прямо перед ним. Всё, на что он только мог надеяться – решить проблему путём проб и ошибок. Надвигающийся рассвет вновь вернул мир к жизни, когда Карни наконец отложил шнурок ради нескольких часов сна. За всё время ночной работы ему удалось лишь немного ослабить маленький участок узла.
В течение следующих четырёх дней разгадка превратилась в идею-фикс, законченную одержимость, к которой он возвращался при первой удобной возможности, ощупывая узелки пальцами, становившимися всё более непослушными. Головоломка целиком заполнила его жизнь. Трудясь над узелком, Карни был глух и слеп ко всему окружающему миру. Сидя в своей освещённой лампой спальне по ночам, или днём в парке, он почти мог чувствовать себя запертым внутри хитросплетений узла. Сознание Карни столь тщательно сфокусировалось на проблеме, что могло проникнуть туда, куда не проникает даже солнечный свет. Но, несмотря на его упорство, распутывание клубка оказалось делом долгим. В отличие от большинства попадавшихся ему узлов, которые рано или поздно развязывались, стоило их хоть немного ослабить, эта структура была создана столь искусно, что освобождение любого из её элементов влекло за собой запутывание и затягивание остальных. Трюк, как он начал понимать, состоял в том, чтобы трудиться одновременно над всеми частями узла поочерёдно – освобождая одну часть, поворачивая узел, проделывая то же самое с другой стороной, и так далее. Равномерная систематическая ротация, в конце концов, начала приносить желаемый результат.
В этот период он не встречался с Рэдом, Брэндоном или Кэтсо. Их молчание предполагало, что они переживают по поводу его отсутствия ровно столько, сколько и он сам. Поэтому Карни удивился, когда Кэтсо разыскал его в пятницу вечером. Кэтсо пришёл с предложением. Он и Брэндон обнаружили подходящий для ограбления дом и хотели, чтобы Карни постоял на стрёме. Ему уже приходилось в прошлом дважды проделывать такое. Работа была непыльной, и в первом случае улов составил перепроданные впоследствии ювелирные украшения, во втором – несколько сотен фунтов наличными. В этот раз дело задумывалось без участия Рэда. Он всё больше увлекался Анной-Лизой, и она, по словам Кэтсо, выжала из того клятву отказаться от мелких краж и приберечь свой талант для более глобальных вещей.
Карни чувствовал, что у Кэтсо – да и у Брэндона, может даже в большей степени – зуделось доказать свою криминальную профпригодность в отсутствие Рэда. Выбранный дом был лёгкой мишенью, поэтому Кэтсо уверял, что Карни оказался бы круглым дураком, если бы отказался от столь простой наживы. Карни машинально поддакивал энтузиазму Кэтсо – его мысли были сосредоточены на другом предмете. Когда Кэтсо наконец закончил уговоры, Карни согласился. Не из-за дела. Потому что положительный ответ мог быстрее вернуть его к узелку.
Позднее вечером, по предложению Кэтсо, они собрались чтобы взглянуть на предстоящий объект действий. Дом, действительно, предполагал плевую работу. Карни частенько проходил по мосту, через который Хорнси-Лэйн пересекала Арчвэй-роуд, но никогда не замечал бокового ответвления – наполовину тропинки, наполовину колеи – спускавшегося с моста вниз, на дорогу. Этот проход был узким и хорошо просматривался. Его извилистый путь освещался единственным фонарём, чей свет затеняли деревья, растущие в стоящих по бокам прохода садах. Сады же – их изгородь легко перепрыгнуть или просто повалить – представляли прекрасную возможность подобраться к домам. Вор, который использует эту уединённую тропу, сможет прийти и уйти незамеченным, невидимым для взглядов, как с моста, так и с дороги. Единственной необходимой предосторожностью было наблюдение за самой тропой, чтобы предупредить о внезапном появлении пешехода. Это и входило в обязанности Карни.
Наступившая ночь была воровской радостью. Прохладно, но не холодно; облачно, но без дождя. Они встретились на Хайгейтском холме, у ворот Церкви Святых Отцов-Мучеников, и оттуда пошли вниз, к Арчвэй-роуд. Спуск на тропу сверху, доказывал Брэндон, мог привлечь больше внимания. Полицейские патрули чаще встречались на Хорнси-Лэйн, отчасти, поскольку мост представлялся более уязвимым местом для общественных беспорядков. К примеру, для самоубийц он имел явные преимущества, и шеф полиции полагал, что если падение с восьмифутовой высоты не убьет вас, бури, случавшиеся на южной стороне Арчвэй-роуд, непременно это сделают.
