– Стивен, я очень тебе сочувствую…
Они замирают в молчаливом объятии. Друзья по бадминтону. Я озираюсь вокруг, смотрю на фотографии, потом в пол, не зная, чем себя занять.
– Это моя соседка Джесмин. Она живет напротив.
– Мне жаль, от всего сердца, очень жаль.
Протягиваю ему руку, и он слабо ее пожимает.
– Спасибо. Вы подруга Ребекки?
– Н-нет. То есть я… – глупо мямлю в ответ. Как бы это объяснить? Может, зря я сюда пришла? Не знаю. Вряд ли это было так уж необходимо. Зачем вторгаться в чужую жизнь?
Входит та женщина, что впустила нас в дом, и теперь они все выжидательно на меня смотрят.
– Я видела их вчера днем, в ресторане отеля «Марин».
Стивен в растерянности. Похоже, он мне не верит.
– Э-э, я сомневаюсь, что они могли там быть.
– Лили пила горячий шоколад. Она его называла «хоро-горо-шоко».
Он улыбается, потом обессиленно садится в кресло и прикрывает лицо руками.
– Она была в ударе. Ребекка все время хохотала над ее шутками. Я на них сразу обратила внимание, как только вошла. Лили произносила тост.
Он поднимает голову и смотрит на женщину – теперь я поняла, что она его сестра, они очень похожи.
– Это из-за праздника на той неделе, – поясняет он, и она кивает, улыбаясь сквозь слезы.
Стивен ловит каждое мое слово, ему дорога малейшая подробность. Ты тоже глаз с меня не сводишь, и меня это сильно нервирует. Стараюсь смотреть только на Стивена. И все больше вижу, как Лили на него похожа: те же светлые волосы, те же чистые, правильные черты лица. Так я стою посреди незнакомой комнаты и рассказываю чужим, по сути, людям про тост, про то, как они смеялись, вообще стараюсь ничего не упустить. Всячески подчеркиваю, что им было очень хорошо, что они наслаждались каждой секундой из последних отпущенных им минут, прежде чем сесть в машину и поехать в гости к родителям Ребекки, чтобы по дороге встретить тот проклятый грузовик. Мне кажется, это очень важно – объяснить, что они были счастливы. Стивен, как губка, впитывает мой рассказ и мысленно оказывается с ними рядом.
Наконец я умолкаю, повисает тишина, и я понимаю, что сейчас он во второй раз пережил их смерть. Они ожили, пока я говорила, они были здесь и снова исчезли.
Застываю, не зная, как себя вести, что делать дальше. Мне хочется подойти к Стивену и как-то его утешить, но понятно, что это не моя миссия. Его сестра заботливо над ним склоняется, а ты подходишь поближе и крепко сжимаешь его плечо. Потом идешь к двери, и я следом за тобой. Мне так плохо, что я передвигаюсь как механическая кукла, и в голове бьется одна мысль: не надо было сюда приходить, не надо, это была ошибка, я сделала только хуже, причинила лишнюю боль. Или я неправа? Хорошо бы ты что-нибудь мне сказал, как-то поддержал, что ли. А впрочем, нет, только не ты, ничего мне от тебя не нужно, никакого сочувствия и поддержки.
На улице ты выплевываешь антиникотиновую жвачку и закуриваешь нормальную сигарету.
Всю обратную дорогу мы проделываем в полном молчании. Щеки у меня горят. Мне тоскливо и горько. Вдруг ты разворачиваешься и участливо, мягко произносишь:
– Мне бы тоже было важно узнать то, что вы рассказали. – Выбрасываешь окурок. – Хорошо вы все сделали, очень правильно. – И треплешь меня по плечу.
И тут меня отпускает. Удивительно, до чего мне сразу же становится легче. Странно, ты понял меня, тебе не все равно, каково мне. Как это не вяжется с тем, что я привыкла о тебе думать.
– Джесмин! – окликает меня знакомый голос. Резко оборачиваюсь и вижу, что Хизер поднимается с моего крыльца. Идет к нам. Все смещается у меня в голове, я плохо соображаю, но ясно лишь одно: сейчас ты окажешься лицом к лицу с человеком, которого я всю жизнь пыталась от тебя защитить.
Глава тринадцатая
Раз в месяц у Хизер бывают так называемые «встречи поддержки». Мы начали проводить их, когда она была еще подростком. Вообще все придумала мама, и она неизменно на них присутствовала, даже когда проходила курс химиотерапии и была совсем плоха.
Я тоже была подростком, и часто мне вовсе не хотелось туда идти, у меня были дела поважнее и поинтереснее. Но мама настаивала, чтобы я не пропускала ни одной встречи, и тогда меня это раздражало, но теперь я очень ей за это благодарна. Мамы не стало, но я к тому времени уже знала, как и зачем это делается. Личностно-ориентированное планирование подразумевает, что Хизер советуется с теми, кто в данный момент так или иначе связан с ее жизнью. Они регулярно собираются и обсуждают, какие перед ней стоят задачи и как ей их решать. Хизер сама определяет, кого позвать и о чем конкретно пойдет разговор.
Пока она училась в школе и в колледже, встречи проходили раз в неделю, потом мы стали собираться раз в месяц – она сочла, что этого достаточно. Чего мы только не проговаривали – как пользоваться общественным транспортом, как покупать и готовить еду, что из дополнительных занятий ей бы хотелось выбрать…
В основную группу поддержки раньше входили ее преподаватели, ассистентка, которая сейчас живет вместе с ней, – Хизер сама ее выбирала, кое-кто из друзей по колледжу, человек из центра профориентации, ее работодатели и я, это уж неизменно. Папа тоже несколько раз приходил, но он не слишком годится для таких посиделок. Папа не понимает, для чего все это нужно. Конечно, встречи всякий раз посвящены конкретным планам, но есть еще один, может быть, самый важный аспект: мы выслушиваем Хизер, стараемся понять, что ее сейчас волнует и о чем она думает. У папы нет никакого терпения все это «обмусоливать». Хизер нужна работа? Не вопрос, он снабдит ее работой. Ей требуется социальная активность? Никаких проблем, будет ей активность. Но за долгие годы я железно усвоила – важен далеко не только результат, важен процесс, в котором Хизер является полноправной участницей. Я хочу ее понимать, хочу знать, что она чувствует, хочу разбираться в ее мотивах. Например, она мечтала получить работу упаковщицы на кассе в местном супермаркете и вдруг заявила, что уходит оттуда. Почему? Выяснилось, что менеджер зала, дама тупая и вредная, ее постоянно гнобит. Подгоняет, делает замечания, дает понять, что Хизер тормозит. Важно было во всем этом разобраться, а папу настолько бесил сам факт, что Хизер там работает, что все эти привходящие его не волновали абсолютно. Он мечтал, чтобы она этот супермаркет бросила ко всем чертям.
Сегодня мы условились встретиться в два, а сейчас около часа, но Хизер почему-то пришла пораньше. Трудно описать словами, что творится у меня в голове, но все же попробую. Если вкратце, то, с одной стороны, я тронута тем, как ты по-доброму ко мне отнесся, у меня на душе полегчало после твоих слов. А с другой, я по привычке готова к бою, готова защищать свою Хизер.
Делаю пару шагов ей навстречу, не подпуская ее к тебе, тем самым даю понять, что мы с ней вдвоем против тебя. Чмокаю в щеку и заботливо обнимаю за плечи. Не могу себя заставить посмотреть тебе в глаза и прочитать там нечто вроде «так вот оно что». Я смотрю только на Хизер, на мою милую, чудесную сестру, которую люблю больше всего на свете и которой чрезвычайно горжусь. Я надеюсь, что сейчас до тебя наконец дойдет, ты вспомнишь ту отвратительную передачу, которая была посвящена людям с синдромом Дауна. И тебе станет стыдно – за все, что там было сказано, вообще за твое поганое шоу и гнусное поведение по жизни. Уверена, Хизер с ее волшебным даром видеть человека насквозь моментально разберется, кто перед ней.
