Выключила свет. Села у окна, глядя на обдуваемую ветром автостоянку, на чернильно-черное море вдалеке, все еще надеясь, вопреки рассудку, увидеть на темной улице девочку верхом на лошади.
Когда она проснулась, свернувшаяся комочком в кресле, с задеревеневшей шеей, комнату освещал голубоватый свет зари. Мака не было.
Глава 21
Если желаете, чтобы лошадь научилась выполнять свою работу, самое лучшее, что вы можете сделать, – это проявлять к ней доброту всякий раз, когда она выполняет то, что вы хотите.
Ксенофонт. Об искусстве верховой езды
Сара заканчивала уборку последнего стойла Джеки. Вдруг раздался голос Тома, и она подпрыгнула от неожиданности.
– Не хотел тебя напугать. – Он стоял по другую сторону двери.
– Я просто не слышала, как вы подошли. – Она обмоталась шарфом по самый нос, и от теплого дыхания кожа стала влажной.
– Пришел спросить – будешь завтракать? Джеки готовит. Она сияет от счастья, что кто-то другой убрал за нее все стойла.
– Я проснулась рано. – Сара сощурилась от низко стоящего солнца. – А потом она выстирала мою одежду.
– А-а. Хорошие манеры и деловая этика. Родители неплохо воспитали тебя.
Том улыбнулся. Целый час до этого он отмывал грузовик. Сара слышала, как за стойлами работал шланг высокого давления, как вода стекала с металлических поверхностей, как он время от времени что-то скреб, непрерывно при этом весело насвистывая. За столом вчера вечером он был подавлен, потрясен смертью лошади. Ковырял вилкой в тарелке, и Джеки никак не удавалось его развеселить. Сара тоже была молчалива, изнуренная до полубеспамятства событиями того дня. Она закончила ужин практически в тишине. Глаза слипались, и она с благодарностью ускользнула в комнату для гостей. Джеки с мужем явно этому обрадовались: даже сквозь сон Сара слышала, как они смеялись и разговаривали.
Она проснулась в седьмом часу и не сразу поняла, где находится. Потом, когда память вернулась, почти инстинктивно выскочила из постели и в одной футболке помчалась к Бо.
Когда он высунул голову из-за двери стойла и заржал, она успокоилась. Прошла в стойло, дрожа от утреннего холода. Он стоял спокойно, накрытый взятой напрокат попоной, и по нему нельзя было догадаться, что днем ранее он проделал такой долгий путь. Сара осмотрела его ноги, подняла по очереди копыта. Все было в порядке. Прижалась лицом к его шее, потом вернулась в дом, но спать не могла. Оделась и пошла чистить его стойло.
Уборка в других стойлах не была благотворительной акцией, хотя именно так это воспринял Том: в отсутствие четкого плана ей необходимо было обеспечить себя местом для ночевки. Существовала система гостиниц для лошадей, о которой она ничего не знала. Там оставляли пони, когда семья эмигрировала; беговых и скаковых лошадей, чья стоимость выражалась пятью или шестью цифрами, когда их хозяева переезжали. Всех их, как и ее, ждала новая, неизведанная жизнь. Менее ценные лошади, обессилевшие и ослабевшие, те, кого отправляли на континент в грузовиках для скота, были лишены такого отдыха. По другую сторону пролива их отвезут на бойню.
– Вчера ты насмотрелась. Надеюсь, кошмары ночью не мучили.
У Тома вокруг глаз были морщинки. Либо он часто улыбался, либо щурился на солнце. Было сразу видно, что он ирландец, даже без его акцента.
Сара оперлась на вилы, представила раненую лошадь.
– Как вы думаете, она не очень мучилась?
– Нет. У них болевой шок. Как у людей. И ветеринар пристрелил ее быстро.
– Хозяин расстроится?
– Не принимай близко к сердцу, дочка. Скорее всего, не очень. Эта была всего лишь неудачливой беговой лошадкой с ловкими ногами. Хозяин продал ее французскому торговцу в составе целой партии. Если честно, когда я позвонил ему утром, его больше беспокоила страховка.
Сара носком сапога сбила засохшую грязь с двери стойла.
– Как ее звали?
– Лошадь? Черт, не помню.
Он запрокинул голову. Только тогда Сара осмелилась рассмотреть его и заметила, к своему ужасу, что левая его рука была ненастоящая, сделана из резины телесного цвета.
– Диабло. – Том посмотрел на нее, и она покраснела от смущения, что ее застали врасплох. – Нет, Диабло Блу. Ну да. Так я скажу Джеки, что ты скоро придешь? Мне надо съездить в Дувр починить перегородку.
Сара задумалась. Возможно, из-за того, что события вчерашнего вечера потрясли его больше, чем Джеки и ее мужа. Или из-за того, как он поглаживал лошадей по носу, проходя мимо каждого стойла, даже не замечая, что делает. Возможно, из-за его искусственной руки. Но что-то в Томе говорило, что он не представляет угрозы.
– Можно с вами поехать? – Она надела куртку. – Мне нужен банкомат.
Теоретически Том Кеннели жил в Ирландии, но бо́льшую часть недели перевозил лошадей между Англией, Ирландией и Францией. Он сказал, что когда-то был жокеем, пока не потерял руку в результате несчастного случая. Потом сменил несколько профессий, пока не занялся перевозкой.
Работа была не для каждого, сказал он. Многие лошади не желали заходить в фургон. И одного терпения и выдержки было недостаточно, чтобы загрузить и выгрузить их, не нанеся вреда. Нужно было уметь «читать» их, видеть раньше, чем лошадь ступала на пандус, попятится ли она назад, будет ли лягаться или вставать на дыбы наверху. Иногда даже раньше, чем это понимала сама лошадь. Он перевозил старых пони, опытных участников различных мероприятий, иногда спортивных лошадей с изящными ногами, от стоимости которых обливался холодным потом, крутя баранку. За шесть лет до вчерашнего вечера он потерял только одну лошадь. Но нет, он не бросит из-за этого свою работу.
– Она мне подходит, – объяснял он. Они оставили перегородку у сварщика, который обещал починить ее к полудню. После обеда Том планировал перевезти оставшийся груз. – Я люблю лошадей. К тому же моя подружка – девушка самостоятельная. Ей нужна свобода.
– Она любит лошадей?
– Не очень. – Он ухмыльнулся. – Мне кажется, она знала: либо так, либо я перееду на какую-нибудь беговую конюшню. По крайней мере, ей теперь не нужно ухаживать за животными с утра до ночи.
– Мне бы это понравилось. – Сара покраснела.
– Вот твой банкомат.
Он притормозил и остановился напротив мини-маркета. Сара выпрыгнула из кабины и побежала на другую сторону улицы. Вынула из кармана карточку, вставила в автомат и набрала цифры. Обернулась проверить, не смотрит ли он, и затаила дыхание.
Она была готова к тому, что последует отказ или даже завоет сирена, – ей это снилось в кошмарном сне. Но автомат вел себя на удивление послушно. Она сняла еще сто фунтов и засунула деньги поглубже в карман, прося про себя прощения у Папá, Мака и Наташи. Она уже собиралась бежать назад, когда заметила телефонную будку, красную, старомодную, со стеклянной дверцей. Том читал газету, и она вошла в будку, морща нос от запаха мочи. Аппарат принял карточку, и она набрала номер.
