– Я тебя утомляю. – Он виновато улыбнулся и собрал фотографии.
– Вовсе нет. – Наташа протянула ему снимки, которые лежали у нее на коленях. – Правда. Они прекрасны. Мне кажется, это лучшее, что я видела из твоих работ. – (Он вскинул голову.) – Правда, – заверила она. – Очень красивые. Я немного разбираюсь в фотографии.
Он улыбнулся:
– Это говорит женщина…
– Которая однажды отщелкала целую пленку, не сняв крышку с объектива. Я знаю.
Они засмеялись. Потом почувствовали неловкость. В наступившей тишине она что-то выстукивала пальцами у себя на коленке.
– В любом случае, – Мак встал, – мы дали ей полтора часа. Надо пойти взглянуть, какие неприятности Национальный Бархат
[37]
учинила на дороге.
Наташа выравнивала стопки журналов на столике. У нее возникло странное чувство, будто она что-то потеряла. Не могла смотреть ему в глаза.
– Да, конечно. Пора.
Они пошли по дороге к ферме Хоув, ежась от холода. В своем голубом шерстяном пальто Наташа чувствовала себя неуместной здесь. Они столкнулись локтями, и она отодвинулась.
Она не раз слышала, как люди говорили о своих бывших мужьях или женах будто о лучших друзьях. Наташа не могла этого понять. Как можно так легко перейти от страсти – будь то любовь или ненависть – к дружеской близости, когда взяться за руку не составляет труда. Она помнила мгновения, когда так сильно ненавидела Мака, что ей хотелось его убить. Помнила и то время, когда она хотела его так сильно, что могла, как ей казалось, умереть. Как такая страсть могла бы превратиться в дружбу, чувство нейтральное, как бежевый цвет? Как мог он развестись с ней и это не оставило на нем ни одного видимого рубца? Она знала, что еще не пережила конец их брака. Это проявлялось в ее жестах, в неестественной реакции на его слова и поступки, в непрекращающихся вспышках гнева. А он плыл себе, ничего не замечая, как корабль в вечно спокойных водах. Наташа спрятала подбородок поглубже в шарф и прибавила шагу, словно ей не терпелось добраться скорее. Она надеялась, что ее замешательство останется незаметным.
Конюшня разительно отличалась от тесного двора посреди города на фотографиях Мака. На живописном дворе из красного кирпича женщины среднего возраста и девочки-подростки в обтягивающих узкие бедра разноцветных бриджах для верховой езды начищали щетками своих лошадей или убирались в стойлах; при этом они переговаривались, перекрикивая маленький транзисторный радиоприемник. До Наташи долетали обрывки их разговора:
– Он плохо скачет по песку. Кажется, что у него увязают задние ноги.
– Я делала серпантин из трех петель со сменой ног в середине…
– Дженнифер кормила его одной ячменной соломой, пока он не начал кашлять. Теперь тратится на стружки…
Лошади терпеливо ждали у мостиков для посадки или с любопытством высовывали нос из-за дверей стойл, молча общаясь друг с другом. Это был замкнутый мир со своим языком и обычаями, а его обитателей объединяла общая страсть, которую Наташа пока не могла понять. Мак наблюдал за всем этим с интересом, руки безжизненно повисли вдоль туловища, будто не знали, чем себя занять без фотоаппарата.
Лошади Сары в стойле не было. Дверь настежь открыта. Миссис Картер вышла из офиса:
– Я сказала по доброте душевной, что она может занять манеж на полчаса. Думала, животному надо отдохнуть, но она сказала, он быстрее успокоится, если дать ему нагрузку. – Поджатые губы лучше всяких слов говорили, что она думает об этом. – Никого не слушает, да?
– Ее дедушка – опытный человек. Он ее всему учит.
– Манерам только не научил. – Хозяйка хмыкнула. – Пойду посмотрю. Не испортила бы она арену.
Наташа переглянулась с Маком и поняла, что ей хочется захихикать.
Они последовали за миссис Картер, которая шла, слегка прихрамывая из-за пораженных артритом ног и стараясь не наступить на своего маленького коротконогого терьера. Сара стояла посредине песочной арены и двумя длинными поводьями управляла лошадью. Та скакала рысью по кругу, меняя направление и повинуясь каким-то невидимым посылам. Вот лошадь сбавила скорость и теперь перебирала ногами на месте. Сара оказалась рядом с крупом Бо, а всем было известно, что стоять позади лошади нельзя.
Наташа засунула руки в карманы и наблюдала молча. Лошадь двигалась так медленно, что казалось, она парит, высоко поднимая колени, слегка подпрыгивая в аллюре. Лошадь была сосредоточенна, как и девочка. Бока ходили ходуном, голова свесилась, она поднимала и опускала копыта, подчиняясь какому-то неслышимому ритму. А потом вновь пустилась рысью, описывая небольшие круги вокруг девочки, которая что-то тихо бормотала.
– Как балет для лошадей, – сказал Мак, стоящий рядом. Он поднял фотоаппарат и делал снимок за снимком. – Я уже раньше такое видел. Забыл, как это называется.
– Пиаффе, – сказала миссис Картер.
Она стояла у ворот и внимательно наблюдала, вдруг сделавшись молчаливой.
– Она молодец, правда? – Мак опустил фотоаппарат.
– Талантливая лошадь, – заключила миссис Картер.
– Она хочет, чтобы лошадь делала… какие-то фигуры выездки. Или что-то в этом роде. Что-то вроде балетных движений. Что-то в воздухе.
– В воздухе над землей?
– Ну да. Так она сказала.
– Думаю, вы неправильно поняли. – Миссис Картер покачала головой. – Она не поднимет лошадь в воздух. Мала еще. Это прерогатива европейских академий.
Мак сосредоточился:
– Нет, она точно сказала, выездка.
– Она должна пройти весь путь от начинающего уровня, потом предварительный, потом уровень новичка, потом начальный… Если у нее есть талант, может достигнуть среднего уровня в свое время, при правильном обучении. Но если не принимать участия в соревнованиях, ничего у нее не выйдет.
Она говорила так уверенно, что Наташа посочувствовала Саре. Она не понимала, что происходит, но девочка была так сосредоточена на движениях лошади. Обидчивый подросток исчез, осталась спокойная компетентность, любовь к делу, молчаливое, добровольное ответное действие животного. Вот, подумала она, это и есть настоящая страсть.
– Вы еще не видели, как она ездит верхом, – сказал Мак в защиту Сары. – Просто фантастика.
– Кто угодно будет смотреться на вполне пристойной лошади.
– Она просто сидит, ничего не делая. Даже когда он встает на дыбы… – Мак изобразил, как лошадь встает на задние ноги.
Миссис Картер сделала круглые глаза.
– Нельзя поднимать лошадь на дыбы, – сказала она строго. – Если она упадет, может пораниться или даже убить себя. И ездока тоже.
