– Тебя подвезти? Я никуда не спешу.
Его лица по-прежнему не было видно. От него пахло табаком. Не сигаретами, а чем-то приторно-сладким.
– Нет, не надо.
Она хотела пройти, но он загородил дорогу. Ему, похоже, доставляло удовольствие ставить людей в неловкое положение. Сара подумала, что, наверное, его товарищи в другом конце двора смеются над ней.
– Сено получила?
– Спасибо. Простите, чуть не забыла. – Сунула руку в карман и достала деньги, которые пересчитала с утра. – Это за две последние скирды. – Протянула деньги и передернулась, когда пальцы коснулись его ладони.
Он поднес ладонь к свету и внимательно изучил содержимое. Потом рассмеялся:
– Милочка, что это?
– Плата за сено. И корм. За две недели.
– Этого не хватит, чтобы заплатить даже за две кипы сена. Хорошего качества.
– Два фунта за кипу. Я столько плачу Джону.
– Мое сено лучшего качества. По пять фунтов за кипу. Я тебе говорил, что буду кормить твоего коня самым лучшим. Ты мне должна в три раза больше.
Она смотрела на него в изумлении. Непохоже, что он шутит.
– У меня столько нет, – прошептала она.
У ее ног скулила Шеба.
– Это проблема. – Он кивнул, будто говорил сам с собой. – Проблема. К тому же есть еще должок.
– Какой должок?
– В книгах Ковбоя Джона значится, что ты не платила аренду шесть недель.
– Джон сказал, что не будет брать арендную плату. Из-за дедушки.
Мальтиец Саль закурил сигарету.
– Он обещал, душа моя. Не я. Я купил дело на корню, а в книгах за тобой значится большой долг. Здесь ведь не благотворительная организация. Мне нужна арендная плата.
– Я поговорю с ним.
– Он здесь больше не хозяин, Сара. Ты мне должна.
Сара прикидывала в уме: арендная плата за шесть недель плюс деньги за корм. Когда подсчитала, у нее закружилась голова.
– Мне неоткуда взять такие деньги. По крайней мере, сразу.
– Ну что ж… – Саль посторонился и дал ей пройти, потом направился к воротам. – Я подожду. Куда спешить? Разберешься, тогда и поговорим.
Наташа выходила из суда, разговаривая с солиситором, когда увидела Линду, бегущую вверх по ступеням. Запыхавшаяся помощница сунула ей в руку листок бумаги:
– Позвоните этой женщине. Она говорит, какая-то девочка по имени Сара снова не пришла в школу.
– Что? – Наташа еще не опомнилась от судебного слушания.
– Они позвонили сразу после десяти. Не хотела вас отвлекать. – Линда кивнула в сторону зала. – Сара сегодня не пришла в школу, – повторила она, увидев, что Наташа ничего не поняла. – Подразумевалось, что ты знаешь, о ком идет речь. Это клиент? Я пыталась сообразить, о ком они говорят.
Наташа посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать.
– Маку звонила?
– Маку? – переспросила Линда. – Твоему бывшему? С какой стати я стала бы ему звонить?
Наташа искала свой телефон.
– Не волнуйся. Потом объясню.
Она нашла телефон и двинулась по коридору мимо стоящих группками юристов и клиентов, отыскивая тихий уголок.
– Наташа? – с удивлением сказал Мак.
На дальнем фоне слышался смех и музыка, словно он был на вечеринке.
– Из школы звонили. Она снова прогуливает.
– Кто? Сара? – Мак шикнул на кого-то. – Но я высадил ее у школы без четверти десять.
– Как она входит в ворота, видел?
Пауза.
– Когда ты спросила, я понял, что не видел. Она мне помахала. Черт, мне и в голову не приходило, что ее за руку надо водить.
– Они мне дважды звонили. По закону мы должны были через два часа заявить, что она пропала. Мак, тебе придется с этим разобраться. У меня перерыв меньше часа, потом весь день пробуду в зале. Судя по ходу слушания, освобожусь не раньше четырех.
– Черт! У меня сейчас съемка в разгаре, а потом еще одна в Южном Лондоне.
Она знала, что он обдумывает ситуацию. Он всегда напевал себе под нос, когда пытался найти выход.
– Ладно. Ты звонишь в школу, чтобы проверить, не появилась ли она там. Я еду домой проверить, нет ли ее дома. Потом тебе перезвоню.
Сары не оказалось ни дома, ни в школе. В больнице ее тоже не было. Мак позвонил Наташе, когда она, с бутербродом в руке, мерила шагами свой кабинет, и попросил не звонить социальному работнику до вечера.
– Давай сначала поговорим с ней.
– А вдруг что-то случилось? В прошлый раз она прогуляла только один урок. А в этот – почти весь день. Мак, нужно звонить социальному работнику, который ее курирует.
– Ей четырнадцать. Она веселится где-нибудь с друзьями, напившись сидра.
– Ты меня ободрил.
– Она вернется. Она же не бросит дедушку.
Наташа не была в этом так уж уверена. С трудом заставляла себя сосредоточиться на слушании дела. Она бросила взгляд на Линдсея, своего двенадцатилетнего клиента, который сидел с угрюмым видом между опекуном и социальным работником, надзиравшими за ходом слушаний в связи с обращением о безопасном проживании, и видела непроницаемое бледное личико Сары, когда та пыталась незаметно улизнуть из дому. Происходило нечто неизвестное им, и это беспокоило Наташу. Она не знала, что́ ее беспокоит больше: тревога за ребенка, который явно попал в какую-то сложную ситуацию, или нарастающий страх, что она сама навлекла кучу проблем на свою благополучную, упорядоченную жизнь.
– Ваши записи, – шепнул Бен, проскальзывая в кресло рядом с ней. – Вы их забыли на стуле.
– Бог ты мой! Спасибо.
Надо было обдумать все тщательнее, сказала она сама себе, слушая выступление защитника со стороны местного органа власти. Ей было так невмоготу жить под одной крышей с Маком, что даже в голову не пришло, насколько все может еще больше усложниться.
– Миссис Макколи, вы хотите что-нибудь добавить? – задал вопрос судья.
Она почувствовала, что перестала следить за происходящим, и не знала, что сказать.
– Нет, ваша честь. Мне нечего добавить.
– Я думал, вы хотели зачитать свидетельство психиатра, – прошептал Бен.
Черт! Она резко встала.
– Приношу извинения, ваша честь, еще один документ, который я хотела бы представить вашему вниманию…
Когда она пришла домой, Мак сидел за столом на кухне. Наташа бросила портфель у холодильника и размотала шарф:
– Никаких новостей?
– Никаких.
