– По-моему, условие справедливое, – заметила Наташа.
Сара кивнула.
Вот если бы у взрослых тоже так было, подумал Мак, возвращаясь к машине.
Повозившись с ключом, Наташа открыла входную дверь и вошла в темную прихожую. Зажгла свет. Был второй час ночи. Сонная Сара привычно поднялась наверх, как будто у себя дома. Наташа прошла за ней, поправила постель, протянула чистое полотенце. Удостоверившись, что девочка легла спать, медленно спустилась по лестнице.
Впервые за сорок восемь часов она была уверена, что Сара не исчезнет снова. Что-то изменилось между ними, будто сдвинулись тектонические плиты. Только что она взяла на себя громадную ответственность, зная, что подписывается на долгосрочные серьезные финансовые обязательства, что впереди ее ожидают эмоциональные американские горки. И тем не менее в глубине души Наташа ощущала радость, неведомую много лет.
Мак развалился на диване в гостиной, вытянув длинные ноги и положив их на пуфик. В руке зажаты ключи от машины, глаза закрыты. Она позволила себе осмотреть его долгим взглядом: мятая одежда, настоящий мужчина. Наташа принудила себя отвернуться. Смотреть на него было сродни мазохизму.
Он зевнул и выпрямился. Наташа поспешно отвела глаза, пока он не заметил. На полу были разложены фотографии: ряды снимков десять на двенадцать покрывали полированный паркет. Должно быть, он оставил их несколько дней назад, когда обнаружилось исчезновение Сары. Лошади в движении, сияющее умное старое лицо Ковбоя Джона – черно-белые образы, вдохновившие Мака на новые достижения в том, что он делал лучше всего. Ее внимание особенно привлек один снимок.
На нем женщина говорила по телефону. Улыбалась, не видя камеры. Ее окружали голые ветки сада. Свет за ней низкий и мягкий. Она была красива: зимнее солнце отражалось на коже, глаза смягчились от неведомого удовольствия. Камера не просто холодно отражала отдаленный образ. В нем было что-то интимное, тайный сговор между камерой и моделью.
Наташа не сразу поняла, что женщина на снимке – это она сама. Идеализированная версия ее самой, человека, которого она не помнила, который, как ей казалось, растворился в желчности развода. Внутри что-то напряглось и сломалось.
– Когда ты это снял?
Мак открыл глаза:
– Несколько недель назад. В Кенте.
– Мак… – Она не могла оторваться от фотографии. – Ты меня видишь такой?
Она отважилась посмотреть на него. На лице появились новые горестные морщины, кожа посерела от усталости, губы плотно сжаты, будто он заранее готов к разочарованию. Он кивнул.
У нее учащенно забилось сердце. Она подумала об Анри, о Флоренс, о Саре, которая смело сказала правду под дождем, не ведая, к чему это приведет.
– Мак… – Она не отрывала взгляда от фотографии. – Я должна тебе кое-что сказать. Я должна это сказать, даже если это будет самым глупым и унизительным поступком в моей жизни. – Она глубоко вдохнула. – Я люблю тебя. Всегда тебя любила, и даже если уже слишком поздно, я хочу, чтобы ты знал, что я сожалею. Хочу, чтобы ты знал, что самой большой ошибкой в моей жизни было позволить тебе уйти. – У нее задрожал голос, дыхание прерывалось. Руки, державшие фотографию, дрожали. – Ну вот, теперь ты знаешь. Если ты не любишь меня, ничего страшного. Потому что я сказала правду. Я буду знать, я сделала все, что могла, и если ты не любишь меня, это ничего не изменит, – закончила она торопливо, а потом добавила: – Если честно, неправда, что в этом нет ничего страшного. На самом деле это меня, вероятно, убьет. Но я все равно должна была сказать.
Обычное обаяние его покинуло.
– А как же Конор? – резко спросил он.
– С ним все кончено. Я никогда…
– Мать твою! – Он поднялся. – Мать твою!
– Почему ты?.. – Она застыла, потрясенная: он редко ругался.
– Таш…
Он подошел к ней, ступая прямо по фотографиям, которые расползались по скользкому паркету, и встал почти вплотную. Она затаила дыхание. Он был так близок, что она ощущала тепло его кожи. Только не говори «нет», мысленно просила она. Только не отшучивайся, не ищи удобной причины, чтобы уйти. Во второй раз я этого не переживу.
– Таш… – Он взял в ладони ее лицо. Голос охрип и срывался. – Жена моя…
– Ты хочешь сказать…
– Только не отгораживайся. – В его голосе слышался гнев. – Не отгораживайся снова.
Она бормотала извинения, но поцелуи и слезы заглушили слова. Он взял ее на руки, она обвила его ногами, прижалась к нему всем телом, спрятала лицо у него на шее.
– Нам предстоит долгий путь, – сказала она много позже, когда они поднимались в свою спальню. – Думаешь, мы сможем…
– Шаг за шагом, Таш, потихоньку. – Он поднял голову и посмотрел в сторону комнаты, где спала девочка. – По крайней мере, мы знаем, что это возможно.
Эпилог
Лошадь – это воплощение красоты… Нельзя устать любоваться ею, когда она показывает себя во всем своем великолепии.
Ксенофонт. Об искусстве верховой езды
Поездка от дома, который построил Мак, до боковой улочки за Грейз-Инн-роуд в дневное время занимала сорок пять минут. В час пик – на полчаса дольше. Наташа посмотрела на часы: оставалось всего пара минут, чтобы закончить работу с бумагами.
Вошла Линда со стопкой бумаг, которые надо было подписать.
– Успеешь до часа пик?
– Наверное, нет. Сегодня пятница.
– Ну, желаю удачи. И не забудь, в понедельник в девять у тебя встреча с этим парнем, специалистом по иммиграции.
– Помню. – Наташа встала и сложила вещи в сумочку. – Не задерживайся долго, ладно?
– Придется задержаться. Хочу привести в порядок документы. Эта временная сотрудница на прошлой неделе обратила мою систему в полный хаос.
«Макколи и партнеры» рождалась трудно, но полтора года спустя Наташа начала понимать, что ее решение основать собственную фирму было правильным. Оставаться в «Дэвисон и Бриско» не имело никакого смысла. И дело было не только в том, что Конор так враждебно воспринял ее новости. Вероятно, еще до того, как они с Маком воссоединились, он знал, что так будет. Шрамы, оставленные делом Перси, не заживали. Было видно, что Ричард перестал относиться к ней как к потенциальному партнеру. Фактически после ее возвращения он не считал Наташу полезным сотрудником. Когда она увидела, что он приглашает Бена на обед чаще, чем разговаривает с ней, то поняла, что пора уходить.
Она благодарила Бога за Линду. Верная помощница не покинула ее, и это поддержало ее не только профессионально, но и эмоционально. Она подозревала, что в «Дэвисон и Бриско» уход Линды Блит-Смит переживали намного тяжелее, чем ее собственный.
– Хороших выходных, Лин. – Наташа перекинула пальто на руку и собралась спускаться вниз.
