Владелица замка вышла проверить, как готовится ужин.
– Не возражаете?
– Разумеется.
Наташа смотрела в окно, мечтая, чтобы девочка появилась из-за деревьев в дальнем конце двора. Сара мерещилась ей повсюду: за припаркованными автомобилями, в конце узких улиц. Она приедет сюда. Когда Наташа думала об Али Ахмади, она не вспоминала о силе его воли или о букете цветов, что ждал ее в кабинете. Она размышляла о своих ошибках. Понимала, к своему ужасу, что совершила чудовищный промах.
Сидя напротив Мака за ужином, в такой романтической обстановке, она осознала, что не голодна, и стала пить. Выпила три-четыре бокала, не заметив. По негласной договоренности они решили не говорить о Саре, но Наташа не могла придумать, что сказать, и не знала, куда смотреть. Она смотрела на Мака, на его руки, на его кожу, на растрепанные каштановые волосы. Он на удивление тоже говорил мало. Увлекся ужином и время от времени довольно причмокивал.
– Превосходно, да? – сказал он, а потом заметил, что она ковыряет вилкой в тарелке.
– Вкусно.
Он насторожился, будто не знал, что еще сказать. И его нерешительность передалась ей. Он отказался от десерта, заявив, что собирается понежиться в ванне, и они вздохнули с облегчением.
– Я, может быть, пройдусь, – предупредила Наташа.
– Там холодно.
– Хочу подышать.
Она попыталась улыбнуться, но у нее не вышло.
Втянув холодный воздух, Наташа задохнулась и плотнее запахнула пальто. Пахло дымом от дров. Справа виднелся огромный классический фасад академии, вдали – широкие, покрытые светлым камнем улицы Сомюра.
Она подошла к каштану, остановилась и стала смотреть сквозь ветви на небо: огромное, чернильно-черное, не испорченное городским освещением, украшенное мириадами звезд. Она не думала о работе, о проигранном деле, оборвавшемся романе. Не могла думать о Саре и о том, где та сейчас находится. Она думала об Ахмади, который ей не солгал. Ей стало стыдно, что она так быстро изменила свое мнение о нем.
Она не знала, как долго стояла там, когда услышала шаги по гравию. Это был Мак, и у нее екнуло сердце.
– Что? Полиция? – спросила она, когда поняла, что он держит телефон. – Они ее нашли?
У него были сухие волосы, так что вряд ли он успел принять ванну.
– Ковбой Джон звонил. – Лицо у Мака было серьезное. – Дедушка Сары умер сегодня вечером.
Наташа потеряла дар речи. Ждала, что заговорит Мак, извинится, скажет, что это была плохая шутка. Но он ничего этого не сделал.
– Бог мой, Таш, – наконец выговорил он. – Черт, что нам теперь делать?
Поскрипывали ветки на ветру, в лицо веяло холодом.
– Мы найдем ее. – Собственный голос отозвался эхом у Наташи в ушах. – Должны найти. Не знаю, что еще мы можем…
В груди возникло странное чувство: неизведанное и удушающее. Подавляя панику, Наташа обошла Мака, прибавила шагу, потом побежала в сторону дома. Миновала элегантную сводчатую прихожую, взлетела по лестнице красного дерева и ворвалась в свою комнату. Из глаз брызнули слезы. Она бросилась на кровать вниз лицом, сжала голову руками. Уткнулась в тяжелое покрывало и зарыдала. Она не знала, из-за чего плачет. Из-за девочки, одинокой в чужой стране, чья последняя связь с любимой семьей только что оборвалась? Из-за мальчика-сироты, чью жизнь она неправильно истолковала? Или из-за того, что превратила собственную жизнь в хаос? Под воздействием алкоголя, в незнакомой обстановке, в чужой стране, уже два дня как вырванная из обычной жизни, Наташа плакала не сдерживаясь. Рыдания сотрясали ее, вырываясь из глубины души. Она плакала беззвучно и не знала, сможет ли остановиться.
За спиной раздавался рев мотоциклов. Сара перешла на галоп, отрывисто дышала, охваченная страхом. Бо бежал, выпрямив шею, его копыта выбивали искры в сгущающейся темноте. Она направила его направо, где, казалось, проходила дорога. Позади визжали покрышки, кто-то снова угрожающе выкрикнул: «Putain!» Перед ней открылась парковка супермаркета.
Сара неслась галопом через парковочные места, не обращая внимания на испуганные семейные пары с тележками, на водителя, который дал задний ход и застыл на месте. Мотоциклисты теперь рассредоточились, она видела их краем глаза. Она пыталась сдержать Бо. Если они подъедут поближе к супермаркету, там будет слишком много народу и парни ничего не смогут ей сделать. Но Сара чувствовала, что шея Бо слишком напряжена: от испуга он перестал воспринимать окружающее.
Она откинулась назад. Мелькали дорожные знаки.
– Бо! Тпру! – крикнула она, но поняла, к своему ужасу, что остановить его не удастся.
Оставалось ехать вперед. Они перепрыгнули железнодорожную ветку, рытвину, перемахнули пустую парковку и оказались на краю промышленной зоны. Далее за низкой оградой чернела пустынная сельская местность. Сара встала в стременах, потянула один повод – старый прием, чтобы заставить коня ходить по кругу и сбавить скорость.
Но она не рассчитала близость ограды и размер угла. Ни лошадь, ни всадница не видели понижения по другую сторону ограды. Слепой от страха, Бо взвился в воздух, и только когда его передние ноги оторвались от земли, оба поняли, какую совершили ошибку.
Шум мотоциклов стих. Сара взмыла в темное небо, не услышав собственного крика. Потом Бо запнулся, наклонил голову, и Сара упала. Она увидела освещенную поверхность дороги, услышала ужасный хруст, а потом все исчезло в темноте.
На его стук никто не отвечал, и Мак повернул дверную ручку. Он боялся, что между ними возникли новые осложнения, но вернуться в свою комнату не мог: Наташа казалась такой потерянной. Лицо бледное в лунном свете, от былого самообладания не осталось и следа.
– Таш? – позвал он.
Снова позвал, потом открыл дверь.
Она лежала на кровати под балдахином, сжав руками голову. Казалось, спит. Мак уже хотел тихонько закрыть дверь, но увидел, что у нее шевелятся плечи, и услышал приглушенное всхлипывание. Он стоял не шевелясь. Мак давно не видел, чтобы Наташа плакала. Уйдя в конце концов из дома, он еще года полтора помнил выражение ее лица, когда она стояла в прихожей, одетая в деловой костюм, с непроницаемым лицом. И смотрела, стиснув зубы, как он грузит свои пожитки в машину.
Это было сто лет назад.
Мак осторожно прошел по паркету. Дотронулся до ее плеча, и она вздрогнула.
– Таш?
Она промолчала. То ли не может ответить, то ли просто ждет, чтобы он ушел.
– Что такое? Что случилось?
Она подняла лицо, бледное и мокрое от слез. Остатки туши растеклись, и ему захотелось утереть ей щеки. Ее глаза сверкали.
– А если мы не найдем ее?
Глубина ее боли поразила его. Он не узнавал Наташу и не мог отвести взгляд.
– Найдем. – Это было все, что он мог сказать. – Не понимаю, Таш…
