Не стоит считать нашего героя занудой-моралистом, взвалившим на себя ответственность за судьбы целого мира и безмерно страдающим от этого. В свои двадцать три он был в большей степени реалистом, нежели многие старцы. Но уж так была устроена его неугомонная натура, что спокойно пройти мимо чужого горя он не мог. Он и в полицию пошел потому, что когда-то в далеком детстве стал свидетелем того, как здоровенный бугай вырвал из рук пожилой женщины дамскую сумочку со всеми ее деньгами. Зенона просто потрясло то, с каким холодным цинизмом молодой трудоспособный парень ограбил пенсионерку. Но более всего его поразили тогда по-детски обиженный взгляд женщины и ее еле слышный шепот: «Господи, до следующей пенсии еще целый месяц. Что же я буду есть и за квартиру заплатить теперь нечем». Его доброе детское сердечко восприняло горе неизвестной старушки настолько близко, что, вернувшись домой, он закатил грандиозную истерику и не успокоился до тех пор, пока его отец-адвокат не поднял на уши всю окрестную полицию, которая без особого труда отловила вора. Кроме того, он упросил родителей дать женщине денег, «чтобы бабушка не умерла до следующей пенсии». В наше циничное время история о маленьком мальчике, сумевшем реально помочь чужому, в общем-то, человеку, вряд ли способна кого-нибудь взволновать или хотя бы чуть-чуть затронуть, но для Зенона именно этот случай стал определяющим в выборе будущей профессии. Как это ни удивительно, он с детства поставил себе цель стать именно офицером полиции и знал, что для того, чтобы ловить здоровенных дядек-бандитов, нужно самому быть сильнее и умнее любого из них. Поэтому с упорством носорога стремился к поставленной цели.
Почему-то именно сейчас Зенон вновь ощутил то давно пережитое и, казалось бы, совершенно забытое чувство горечи и обиды. Как будто молодой и сильный вор вновь вырывает сумочку из рук еле живой от страха старушки, а он, еще совсем маленький мальчик, никак не может этому помешать…
Неизвестно, сколько еще времени он мог бы просидеть, переживая за судьбы несчастных соотечественников, ставших невольными помощниками слепой бездушной силы, посягнувшей на весь этот мир, но в кабинете настырно затрезвонил телефон. Приложив трубку к уху, Зенон услышал спокойный голос Бати:
– Поручик Мэйлори, если не ошибаюсь?
– Так точно, ваше превосходительство!
– Надеюсь, вы уже успели подготовить отчет?
– Так точно!
– В таком случае, молодой человек, милости прошу подняться ко мне в кабинет.
Зенон хотел выпалить в микрофон очередное «Так точно!», но не успел – трубку на другом конце уже опустили на рычаг аппарата…
– Проходи, поручик, присаживайся. – Генерал-аншеф указал рукой на стоящий напротив его рабочего стола стул.
Зенон незамедлительно выполнил указание генерала и с определенной долей пиетета (не каждый день молодых специалистов вызывают в кабинет начальника управления) протянул ему пачку отпечатанных листов со словами:
– Ваше превосходительство, вот мой доклад. Изволите ознакомиться?
Генерал небрежно махнул рукой.
– Положи на стол, потом взгляну, а пока почитай вот это. – Бен Розенталь, в свою очередь, протянул юноше приличную кипу бумаги.
Приняв из рук генерала стопку листов разного формата, Зенон аккуратно сложил их на столе. Лишь после этого поднес к глазам самый верхний документ.
«Господину обер-полицмейстеру
от Омниса Пари, известного также как Хромоногий Омнис.
Заявление.
Претензий к полиции и в частности к поручику Мэйлори не имею. От каких-либо моральных и денежных компенсаций отказываюсь».
В самом низу стояла витиеватая неразборчивая подпись и дата. Следующее заявление отличалось от предыдущего хоть и меньшей грамотностью, но значительно большей эмоциональной насыщенностью:
«…атважный паручик аки снежный барс набросился на наших мучителей патом всех нас избавил от проклятого плена где мы тамились без корочки хлеба и страдали от страшной духаты и вони мы уже и не чаяли увидеть свет белый и детишек наших малых и жен и прочую радню…»
Не дочитав до конца, Зенон взял в руки следующий листок.
«…значица, сидим мы в темноте и вони трюмной, молимся Господу нашему Единому Создателю. Вдруг люк открывается и вместо мерзких тварей до нас доносится голос поручика Мэйлори. Век за него буду молиться и по праздничным дням свечки ставить за здравие! Дай Бог ему здоровья и многая лета! Потом погрузились в катер и добрались на нем до берега под ураганным огнем противника…»
«…Зенончик такая душка, я б ему бесплатно хоть каждый божий день интимные услуги предоставляла по полному перечню прейскуранта, только не в критические дни, конечно…»
Ознакомившись с дюжиной подобных записок, Зенон наконец-то добрался до «предъявы» своего кореша Туза, в которой тот, хоть и не без грамматических и лексических ляпов, дал вполне адекватную оценку действиям поручика Мэйлори. В конце, как водится, написал, что никаких «претензиев» к официальным властям не имеет и от всех полагающихся ему материальных «благов» отказывается.
Отложив в сторонку «предъяву» Туза, Зенон хотел было приступить к изучению очередного документа. Однако его протянутая в сторону лежащей на столе стопки листов рука замерла на полпути, остановленная громким заливистым смехом Герхарда Бен Розенталя. Впервые в жизни наш герой стал свидетелем того, как заслуженный генерал, внешне обычно уравновешенный, смеется, будто малое дитя, впервые оказавшееся в цирке.
– Ну, ты даешь, Зенон Мэйлори! – с трудом преодолевая приступы безудержной ржачки, выдавил генерал. – Никому из твоих коллег-следователей до сих пор не удавалось заставить хотя бы кого-то из этих охламонов дать какие-нибудь свидетельские показания, а тут прям бумажный поток… Да как пишут! Зачитаешься! – Бен Розенталь вытащил из стопки первый попавшийся лист. – Вот послушай: «…хочу выразить полный респект свому спасителю Зенону Мэйлори. С такой полицией даже мы – воры можем чувствовать себя в полной безопасности!..» Или вот еще. – В руках обер-полицмейстера появилось следующее заявление. – «…лишь благодаря самоотверженности и хладнокровию вышеозначенного поручика, нам удалось вырваться из злодейских лап безликих монстров…» Короче говоря, молодец, спас две дюжины душ, и ни один из спасенных тобой воров не имеет к тебе и государству в твоем лице никаких претензий – одни лишь восторженные отзывы благодарных поклонников и поклонниц, готовых предоставлять безвозмездно любые услуги определенного свойства…
– Да мне, в общем-то, без надобности, – пробормотал покрасневший от смущения юноша.
– Конечно, без надобности, – весело оскалился Бен Розенталь и с намеком кивнул головой в сторону входной двери, – коль такую кралю сумел очаровать. Никому не удавалось, а он пришел, увидел… и так далее. Короче, когда на свадьбу позовете, поручик?
При этих словах генерала Зенон еще больше засмущался.
– Вообще-то об официальном оформлении отношений речи пока не было…
