Следующим шел Далт, как я понимаю, заклятый враг Эмбера. Я снова изучил его Козырь и заколебался. Если он и впрямь такой верный друг Люка, то, наверное, мне следует дать ему знать о связанных с этим обстоятельствах и упомянуть что-то полезное для меня. Фактически, чем больше я об этом думал, вспоминая его недавнее присутствие у Замка Четырех Миров, тем большим становилось искушение связаться с ним. Казалось вполне возможным, что мне удастся даже выведать что-нибудь о происходящем сейчас в этой крепости.
Я в сомнении грыз ногти. Следует ли мне делать это, или нет? Я не видел вреда от такой попытки. Ничего выдавать я не собирался. И все же были некоторые опасения.
Какого черта, решил я наконец. Кто не рискует… Алло, алло. Тянемся через внезапно похолодевшую Карту… Миг пораженности где-то и чувство вроде АГА! Словно оживший портрет, изображение зашевелилось.
– Кто ты? – спросил ответивший на вызов, положив ладонь на рукоять меча и до половины обнажив клинок.
– Меня зовут Мерлин, – сказал я. – И у нас есть общий знакомый по имени Ринальдо. Я хотел сообщить тебе, что он тяжело ранен.
К этому моменту мы оба парили между двумя реальностями, твердые и совершенно четкие друг для друга. Он казался более крупным, чем виделся на изображении, и стоял он в центре помещения с каменными стенами; из окна слева от него виднелось голубое небо и кусочек облака. Его зеленые глаза, поначалу широко раскрывшиеся, теперь сузились, и челюсть, казалось, выдвинулась чуть агрессивней.
– Где он? – осведомился зеленоглазый Далт.
– Здесь со мной, – ответил я.
– Ах, как удачно, – заметил он, меч очутился у него в руке, и он двинулся вперед.
Я резким щелчком отбросил Козырь прочь, что не прервало контакт. Для этого мне пришлось вызвать Логрус, который упал между нами, словно нож гильотины и дернул меня так, словно я прикоснулся к оголенному проводу под напряжением. Единственным утешением мне служила мысль, что Далт, несомненно, почувствовал то же самое.
– Мерль, что происходит? – раздался хриплый голос Люка. – Я видел Далта…
– Э… да. Я только что вызывал его.
Он чуть приподнял голову.
– Зачем?
– Сообщить ему о тебе. Он же твой друг, не так ли?
– Идиот! – обругал он меня. – Именно он-то меня так и отделал.
Тут он закашлялся, и я кинулся к нему.
– Дай мне воды, – попросил он.
– Иду.
Я сходил в ванную и принес ему стакан. Потом приподнял его, и он стал пить маленькими глотками.
– Может быть, мне следовало рассказать тебе, – проговорил наконец он.
– Не думал, однако, что ты будешь играть в игру, не зная ее правил…
Он снова закашлялся и отпил еще воды.
– Трудно сообразить, что тебе рассказывать, а что – нет, – продолжал он спустя некоторое время.
– Почему бы не рассказать мне все? – предложил я.
Он слегка помотал головой.
– Не могу. Знание погубит тебя. А еще вероятнее, нас обоих.
– Судя по тому, как идут дела, это, кажется, может случиться независимо от того, расскажешь ты, или нет.
Он слабо улыбнулся и отпил еще.
– Некоторые части этого дела носят личный характер, – затем добавил он. – И я не хочу впутывать других.
– Как я понимаю, твои попытки убить меня в определенный период каждой весной также носили несколько личный характер, – заметил я. – И все же я почему-то чувствовал себя впутанным в это.
– Ладно, ладно, – он упал на постель и поднял правую руку. – Я же сказал тебе, что давным-давно отказался от этого.
– Но покушения продолжались.
– Их совершал не я.
Ладно, решил я про себя. Попробуем.
– Их устраивала Ясра, не так ли?
– Что ты о ней знаешь?
– Я знаю, что она – твоя мать, и это дело также касалось и ее.
Он кивнул.
– Значит ты знаешь… Отлично. Это упрощает дело. – Он умолк, переводя дыхание. – Она дала мне задание устраивать тридцатые апреля для тренировки. Когда я узнал тебя получше и завязал с этим, она была в бешенстве.
– И поэтому продолжила дело сама?
Он кивнул.
– Она хотела, чтобы ты отправился на охоту за Каином? – спросил я.
– Желание было обоюдным.
– Ну а на других? Держу пари, с ними она тоже давила на тебя. Но ты не совсем уверен, что они этого заслуживают.
Молчание.
– Так ведь?
Он отвел взгляд, не выдержав моего, и я услышал, как он скрипнул зубами.
– Ты с крючка снят, – сказал я наконец. – Я не намерен причинять тебе вреда. И ей тоже не позволю.
– А что касается Блейза и Рэндома, фионы и Флоры, Жерара и…
Он засмеялся, что привело его к болезненным конвульсиям, и заставило схватиться за грудь.
– Им нечего тревожиться, – сказал он, – по крайней мере сейчас…
– Что ты имеешь в виду?
– Подумай, – сказал он мне. – Я мог бы козырнуться обратно в свою старую квартиру, напугать до чертиков новых жильцов и вызвать «скорую помощь». И мог бы сейчас уже быть в пункте скорой помощи.
– Почему же ты этого не сделал?
– Я бывал ранен и потяжелее, и выкарабкивался. Здесь я нахожусь потому, что мне нужна твоя помощь.
– О! Для чего же?
Он посмотрел на меня, потом снова отвел взгляд.
– Она попала в большую беду, и мы должны спасти ее.
– Кого? – спросил я, уже зная ответ.
– Мою мать.
Я хотел засмеяться, но не мог, когда увидел выражение его лица. Требовалась настоящая смелость, чтобы просить меня помочь спасти женщину, пытавшуюся меня убить, не один раз, а много раз, и, кажется, сделавшую главной целью своей жизни уничтожение моих родственников. Смелость, или…
– Мне больше не к кому обратиться, – признался он.
– Если ты уговоришь меня на это, Люк, ты заслужишь премию Коммивояжера Года, – сказал я. – Но я готов выслушать твои доводы.
– Снова пересохло в горле.
Я сходил и опять наполнил стакан. Когда я возвращался с ним, из коридора, как мне показалось, донесся легкий шум. Я продолжал прислушиваться, пока помогал Люку сделать еще несколько глотков.
Напившись, он кивнул мне, но к этому времени я услышал еще один звук. Я приложил палец к губам и взглянул на дверь. Поставив стакан, я поднялся и прошел через комнату, прихватив по дороге меч.
Однако, прежде, чем я добрался до двери, раздался тихий стук.
– Да? – отозвался я, подойдя к двери.
