— Что вы имеете в виду? — спросил Люк.
— Минутку.
В тумане появились разрывы, сквозь них проглядывал реальный ландшафт. Я вдруг сообразил, что то, где мы едем — не настоящее дорожное покрытие, а просто клок почвы под лихим уклоном. Я ещё больше сбросил скорость, чтобы приноровиться.
К тому времени львиная часть дымки рассосалась или развеялась, обнажив огромное дерево. Земля у подножия его мерцала. Знакомые повадки у этой вольной живописи…
— Это зона твоего Лабиринта, верно? — спросил я, как только наш путь стал ещё чище. — Фиона как-то приводила меня сюда.
— Да, — донёсся ответ.
— А его облик… Эту чепуху я видел в борьбе со Знаком Логруса там, на кладбище… та же штука, что притащила нас в туннель.
— Да.
— Тогда… он тоже разумен. Как Лабиринт, как Логрус…
— Верно. Припаркуйся вон там, на прогалине у дерева.
Я крутанул баранку и направил машину к ровному участку, указанному отцом. Туман все ещё клубился окрест, но не везде, на удалении, и не такой тяжёлый и всепоглощающий, как на тропе, которой мы следовали. Очевидно стояли сумерки, судя по угрюмости тумана, но асимметричное пламя Лабиринта освещало наш чашеобразный мир за границами сумеречной тусклости.
Пока мы выбирались из машины, Корвин сказал Люку:
— Призраку Лабиринта не «пробыть долго».
— Так я и понял, — отозвался Люк. — Вы подскажете пару трюков для кое-кого в затруднительном положении?
— Я знаю их все, сэр. Приходится знать, как говорят.
— О-о?
— Папа?.. — спросил я. — Ты имеешь в виду…
— Да, — отозвался он. — Я не знаю, где может находиться мой первый вариант.
— Это с тобой я встречался тогда? И это ты недавно присутствовал в Эмбере?
— Да.
— Я… понятно. И всё-таки ты кажешься не таким, как те прочие, которых я встречал.
Он протянул руку и сжал мне плечо.
— А я не такой и есть, — сказал Корвин и взглянул на Лабиринт. — Я нарисовал эту штуку, — продолжил он чуть спустя, — и я — единственный, кто прошёл его. Следовательно, я — единственный призрак, которого он может вызвать. И кажется, он уделяет мне нечто большее, нежели просто утилитарное внимание. Мы можем общаться, и, кажется, он охотно отстёгивает энергию для обеспечения моего постоя. Я понимаю так: и те призраки, что от Лабиринта, и те, что от Логруса, по природе куда более эфемерны.
— Я это знаю по опыту, — сказал я….
— Кроме той, которой ты очень помог, за что я тебе благодарен. Теперь она под моей защитой, настолько, насколько это необходимо.
Он отпустил моё плечо.
— Мне не представили твоего друга как полагается, — сказал он затем.
— Извини. Это от слабости, — сказал я. — Люк, я бы хотел познакомить тебя с моим отцом, Корвином из Эмбера. Сэр, Люк, собственно, известен как Ринальдо, сын вашего брата Бранда.
На миг глаза Корвина расширились, потом сузились, пока он протягивал руку, изучая лицо Люка.
— Недурно встретиться с другом сына, да ещё и родственником, — сказал он.
— Так же рад познакомиться с вами, сэр.
— А меня-то интересовало, что это такое в тебе знакомое.
— Врежьте по этому знакомому, если вас это волнует. И закончим на этом.
Папа рассмеялся.
— Где вы встретились, ребята?
— В школе, — отозвался Люк. — В Беркли.
— Где же ещё могла бы сойтись парочка наших? Ну, не в Эмбере же, — сказал он, резко разворачиваясь, чтобы лицом к лицу оказаться со своим Лабиринтом. — Вашу историю я ещё заполучу. А сейчас идём со мной. Я хочу представить вас.
Он направился к сияющему орнаменту, а мы пошли следом. Мимо проплыло несколько жгутов тумана. Кроме наших шагов, вокруг не было ни звука.
Когда мы подошли к краю Лабиринта, то остановились и внимательно осмотрели его. Это был изящный рисунок, слишком большой, чтобы сразу охватить его взглядом; и казалось, что в его контуре пульсировала мощь.
— Привет, — сказал Корвин. — Я хочу, чтобы ты познакомился с моим сыном и моим племянником, Мерлином и Ринальдо… хотя с Мерлином ты уже встречался раньше. У Ринальдо проблемы.
Последовало долгое молчание. Затем призрак отца сказал:
— Да, верно.
Спустя какое-то время:
— Ты так думаешь?
И:
— О'кей. Я скажу им.
Корвин потянулся, вздохнул, сделал несколько шагов от края Лабиринта. Затем обнял нас обоих за плечи.
— Народ, — сказал он, — нечто вроде ответа я получил. Но это значит, что, по разным причинам, нам всем сейчас придётся пойти и прогуляться по этому Лабиринту.
— Я играю, — сказал Люк. — А что за причины?
— Он намерен усыновить тебя, — сказал Корвин, — и поддерживать так же, как и меня. Хотя за это придётся платить. Наступают времена, когда потребуется, чтобы его охраняли круглосуточно. Мы можем сменять друг друга.
— Звучит здорово, — сказал Люк. — Этот уголок выглядит так мирно. А я совсем не хочу возвращаться в Кашеру и предпринимать попытки к свержению самого себя.
— О'кей. Поведу я, а ты держись за моё плечо на случай, если придётся сдерживать какую-нибудь дурацкую трахомудию. Мерлин, ты идёшь последним и цепляешься за Люка по той же причине. Порядок?
— Вполне, — сказал я. — Идём.
Он отпустил нас и двинулся к месту, откуда начинались линии рисунка. Мы пошли следом, и рука Люка была на плече Корвина, когда тот сделал первый шаг. Вскоре мы все были на Лабиринте, сражаясь в знакомой битве. Даже когда взлетели искры, это казалось легче, чем прогулки по Лабиринту в прошлом — возможно потому, что путь прокладывал кто-то другой.
Очертания авеню с древними каштанами наполняли мой разум, пока мы тащились по Лабиринту и отвоёвывали путь через Первую Вуаль. К тому времени искры вокруг поднимались все выше, и я чувствовал силы Лабиринта, бьющиеся около меня, пронизывающие меня, моё тело и разум. Я вспоминал дни в школе, величайшие свои усилия на атлетическом поприще. Сопротивление продолжало расти, и мы увязли в нём. Движение ног требовало огромного усилия, и я сообразил, что — почему-то — усилие было более важным, чем передвижение. Я ощутил волосы, встающие дыбом, когда странный поток прошёл через все моё тело. Все же не было ни одурманивающего действия Логруса как в тот момент, когда я сторговывался с ним, ни ощущения противника, которое я чувствовал на Лабиринте Эмбера. Все было так, будто бы я пересекал буераки своего разума, или не моего, но дружески ко мне расположенного. Было некое ощущение — почти подбадривание — пока я сражался с кривой, выполняя поворот. Сопротивление было столь же сильным, искры взлетали так же высоко, как и у других возле этой точки, но все же я каким-то образом знал, что этот Лабиринт держит меня совсем по-иному. Мы пробивали себе путь вдоль линий. Мы пытались, мы пылали… Проникновение во Вторую Вуаль было медленным, как упражнение в выносливости и воле. После этого наш путь на чуть-чуть стал полегче, и образы всей моей жизни пришли, чтобы напугать и утешить меня.
