— Мир тесен, — заметил я, — но мне было бы очень неприятно его раскрасить.
Человек рассмеялся.
— Теперь тебе напомнили, что любой твой выход одновременно и вход, — сказал он.
— То, что ты здесь, еще сильнее напоминает мне пьесу Сартра, — ответил я.
— Ты говоришь зло, — ответил он, — но с философской точки зрения — обоснованно. Я всегда считал, что ад — в других людях. Ведь я не сделал ничего, чтобы возбудить твое недоверие, правда?
— Тебя или нет я видел тут неподалеку, приносящим в жертву женщину? — спросил я.
— Даже если меня, какое тебе дело? Тебя это не касалось.
— Мне кажется, у меня сложилось странное мнение относительно кое-каких пустячков — например, насчет ценности жизни.
— Возмущение немного стоит. Даже почтение Альберта Швейцера к жизни не распространяется на солитер, муху це-це и раковые клетки.
— Ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты недавно приносил в жертву женщину на каменном алтаре или нет?
— Покажи мне этот алтарь.
— Не могу. Он исчез.
— Покажи мне эту женщину.
— Она исчезла.
— Тогда у тебя нет состава преступления.
— Мы не в суде, черт побери! Если хочешь разговаривать, отвечай на мой вопрос. Если нет, давай оба перестанем издавать звуки.
— Я ответил тебе.
Я пожал плечами.
— Ладно, — сказал я. — Я тебя не знаю, и очень рад. Привет.
Я шагнул прочь от него в сторону дороги. Когда я сделал это, он сказал:
— Дейдра. ЕЕ звали Дейдра, и я в самом деле убил ее, — тут он шагнул внутрь кромлеха, из которого я только что вышел, и исчез в нем.
Я немедленно взглянул на другую сторону, но под знаком «ВЫХОД» он не появился. Я повернулся кругом и сам шагнул в кромлех. И вышел с другой стороны, через дорогу, мельком увидев, как второй «я» в это же время входит в соседний кромлех.
— Что ты об этом думаешь? — возвращаясь назад к тропе спросил я у Фракира.
— МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО БЫЛ ДУХ ЭТОГО МЕСТА? ПОГАНЫЙ ДУХ ПОГАНОГО МЕСТА? НЕ ЗНАЮ, НО ДУМАЮ, ОН ТОЖЕ — ОДНА ИЗ ЭТИХ ПРОКЛЯТЫХ КОНСТРУКЦИЙ… А ЗДЕСЬ ОНИ СИЛЬНЕЕ.
Я отправился назад к тропинке, ступил на нее и пошел дальше.
— С тех пор, как тебе дали новые способности, твоя речь очень сильно изменилась, — заметил я.
— ТВОЯ НЕРВНАЯ СИСТЕМА — ХОРОШИЙ УЧИТЕЛЬ.
— Спасибо. Если этот парень опять объявится, и ты учуешь его раньше, чем я увижу, дай знать как следует.
— ЛАДНО. ЧЕСТНО ГОВОРЯ, ВСЕ ЗДЕСЬ ПРОПАХЛО ПОДОБНОЙ КОНСТРУКЦИЕЙ. ТУТ В КАЖДОМ КАМНЕ — КУСОЧЕК ЛАБИРИНТА, ЕГО ЧЕРТЫ.
— Когда ты это понял?
— КОГДА МЫ ПРОБОВАЛИ УЙТИ В ПЕРВЫЙ РАЗ. ТОГДА Я ВСЕ ТУТ ОСМАТРИВАЛ, ИСКАЛ, НЕТ ЛИ ЧЕГО ОПАСНОГО.
Мы подошли к периферии внешнего кольца, и тут я с размаху налетел на камень. Он оказался довольно твердым.
— ОН ЗДЕСЬ! — вдруг предупредил Фракир.
— Эй! — донесся голос сверху, и я поднял глаза. На камне, покуривая тонкую сигарету, сидел черно-белый незнакомец. В левой руке у него была чаша.
— Ты заинтересовал меня, малыш, — продолжал он. — Как твое имя?
— Мерлин, — ответил я. — А твое?
Вместо ответа он оттолкнулся, медленно опустился перед камнем и стал рядом со мной. Щуря левый глаз, он разглядывал меня. По его правой половине, подобно воде, струились тени. Он выпустил в воздух серебристый дым.
— Ты живой, — объявил он, — и несешь на себе печать и Лабиринта, и Хаоса. В тебе есть эмберская кровь. От кого ты ведешь свой род, Мерлин?
На миг тени разделились, и я увидел его правый глаз — он было скрыт повязкой.
— Я сын Корвина, — ответил я ему, — а ты… хотя как это может быть… предатель Бранд.
— Точно, так меня зовут, — сказал он, — но я не предавал того, во что верил, ни разу.
— Это вопрос твоего честолюбия, — сказал я. — Но ведь твой дом, твоя семья и силы Порядка всегда были безразличны тебе, да?
Он засопел.
— С нахальным щенком я не стану спорить.
— У меня тоже нет никакого желания спорить с тобой. И, что еще хуже, твой сын Ринальдо, похоже, мой лучший друг.
Повернувшись к нему спиной, я направился дальше. Мне на плечо упала его рука.
— Погоди! — сказал он. — О чем ты говоришь? Ринальдо — просто мальчишка.
— Неверно, — ответил я. — Мы с ним почти ровесники.
Он убрал руку, и я обернулся. Бранд выронил сигарету, и та, дымясь, лежала на тропинке, а чашу он перенес в руку окутанную мраком. Он потирал лоб.
— Значит, в главных отражениях прошло столько времени — заметил он.
По какому-то капризу я достал Козыри, вытащил козырь Люка и протянул ему так, чтоб он видел.
— Вот Ринальдо, — сказал я.
Он потянулся к карте и по какой-то непонятной причине я позволил ему взять ее. Он долго и пристально смотрел на нее.
— Здесь связь через Козыри, похоже, не срабатывает, — сообщил я.
Он поднял глаза, покачал головой и протянул карту обратно мне.
— Нет, не должна, — заметил он.
— Как… он?
— Ты знаешь, что он убил Каина, чтоб отомстить за тебя?
— Нет, я не знал. Но меньшего я от него и не ждал.
— На самом-то деле ты не Бранд, правда?
Он закинул голову и расхохотался.
— Я Бранд до мозга костей. Но не тот Бранд, с которым ты мог быть знаком. Остальная информация тебе дорого обойдется.
— Сколько же стоит узнать, что ты такое на самом деле? — спросил я, пряча карты.
Держа чашу перед собой двумя руками, он поднял ее, словно чашу для милостыни.
— Немного твоей крови, — сказал он.
— Ты стал вампиром?
— Нет, я — лабиринтов призрак, — ответил он. — Дай мне крови, и я объясню.
— Ладно, — сказал я. — И пусть лучше это будет хорошая история, — тут я вытащил свой кинжал и проколол запястье, протянув его над чашей.
Как из опрокинутой масляной лампы, из руки вырвались языки пламени. Конечно, на самом деле в моих жилах течет вовсе не пламя. Но в определенных краях кровь хаоситов делается очень летучей, а это место было явно из таких.
Пламя хлынуло вперед, наполовину в чашу, наполовину мимо, расплескавшись по его руке и предплечью. Он взвизгнул и как будто съежился. Я шагнул назад, а он превратился в водоворот — не сказать, чтобы он отличался от тех смерчей, которые я наблюдал после жертвоприношений, только он был огненным. Водоворот с ревом поднялся в небо и через мгновение исчез, оставив меня ошарашенно таращить глаза наверх, зажимая дымящееся запястье.
