Потом люди кричали на него и друг на друга. Он не помнил, что отвечал им, – несколько минут смазались в памяти в однородную серую кашу. Но это было уже не важно.
– Хорошо, – прогудел Георг Шнайдер, и Бранд очнулся. – Мы подождем. Помолчи, Стах, не сходи с ума… Мы подождем. И гадюку ту пока не тронем. Но если у тебя ничего не выйдет – гляди!..
Бранд нашел в себе силы удивиться. Ему грозят? Не все ли равно, от кого принимать смерть, если план не сработает, – от своих или чужих? Бессмысленно ему грозить. Он слишком устал, чтобы интересоваться эмоциями обступивших его людей. В любом случае потомки не будут его проклинать, потому что, если план не сработает, не будет никаких потомков.
Нужно только продержаться без сна еще немного. Иначе он, Бранд, никогда не узнает, чем все кончилось. Или, если кончится благополучно, узнает, но потом и с чужих слов.
В обоих случаях – обидно…
Ощущал ли пленник себя и самку основателями новой колонии мирмикантропов – или просто не мог допустить, чтобы поблизости от него мучили женщину? Возникло ли у него к пленнице чувство, способное сдвинуть горы, как неуверенно предполагал сам Бранд, или сработал неодолимый инстинкт, как считала Мелани? Об этом Бранд позднее думал много раз – и не находил ответа.
Впрочем, разве нельзя описать одно и то же явление в разных терминах?
Последний наружный «глаз» Цитадели ослеп, когда на горизонте, куда ушел чужой корабль, на полминуты вспыхнуло новое солнце, более яркое, чем местная цефеида в максимуме блеска.
Бранд удивился, что в то время, когда вся Цитадель наполнилась вздохами облегчения, воплями радости и смехом, он сам не ощутил фактически ничего. Наверное, слишком устал. Он так и заснул прямо в медвежьих объятиях Георга Шнайдера, восторженно орущего что-то ему в ухо, но что именно тот орал, Бранда ничуть не интересовало.
16
Очистка планеты от десанта чужаков затянулась надолго: никому, и прежде всего Стаху, вернувшему себе душевное равновесие, не хотелось платить дорогую цену за скорейшее истребление мирмикантропов. Пульсацией раньше, пульсацией позже – не суть важно. Сильно помогало отсутствие на планете крылатых животных – несколько наземных радаров и один бортовой, на катере, отслеживали любого чужака, осмелившегося подняться в воздух, и наводили на цель отряды «санитаров». Недостатка в последних не ощущалось. Очень скоро чужаки стали избегать открытых столкновений с людьми, и время сражений сменилось временем облав, более или менее успешных, и методичного прочесывания одного квадрата за другим. Лишь двое добровольцев погибли в стычках, да еще несколько раненых выздоравливали в госпитале под присмотром Мелани.
Одним из них был Бранд.
Его навещала Хелен, приводила внуков, не понимавших, зачем их заставили прийти сюда, где пахнет невкусными лекарствами и никто с ними не поиграет. Дважды заходила Эльза Шнайдер, приносила новости, грубовато шутила. Один раз зашел Юхан. А вот Ираклий заглянул только спустя целую пульсацию.
– О! Ты хорошо устроился, симулянт. Отдельная комната!
– Палата, – поправил Бранд. – Проходи, садись.
– Пришлось перевести его в отдельную, – пожаловалась Мелани. – Первые дни он сквернословил так, что уши вяли, а когда бок поджил, начал рассказывать черные анекдоты. Мне самой хотелось его придушить – представляю, что чувствовали его соседи!
– Ай-ай, – сказал Ираклий, осторожно присаживаясь на край койки. – Что это ты? Очень больно было, да?
– Обожгло немного, – поморщился Бранд. – Чепуха.
– Не слушай его, – вмешалась Мелани. – У него весь бок в горелых лохмотьях, а под лохмотьями еще сломанное ребро…
– Пришлось в темпе падать, а какой-то гад навалил на то место острых камней, – объяснил Бранд. – Зато мирмикантроп промазал, не то была бы мне бесплатная кремация. А второго выстрела ему сделать не дали.
– Кто не дал? – спросил Ираклий.
– Стах.
Ираклий только похмыкал. Потом со значением взглянул на Мелани.
– Пойду, – сказала она. – У меня дел полно. Ираклий, у тебя полчаса, а потом выгоню, хоть ты и старейшина…
– Прекрасная женщина, – сказал Ираклий, когда Мелани вышла, и даже губами причмокнул. – А?
Бранд пожал плечами.
– Я, собственно, по делу зашел, – продолжил Ираклий, не дождавшись ответа. – Хочу знать: как ты посмотришь на то, чтобы занять место старейшины колонии?
Бранд открыл рот и со стуком захлопнул.
– А ты?
– Мне пора на покой, я старая развалина. – Ираклий невесело усмехнулся. – Болею. Знаешь, почему я к тебе раньше не зашел? Потому что лежал пластом вот за этой стенкой. Там такая же палата… Так как, ты согласен?
– А… Стах?
– Пусть остается на своем месте. Если потом решишь его сместить, я возражать не буду. Вообще-то вне кризисных ситуаций он по-своему хорош.
– Но я…
– Не годы делают человека старейшиной, ты мне поверь, – перебил Ираклий. – Старейшиной его делает умение навязать людям свою волю, а не вилять туда-сюда вслед за мнением большинства. Я этого уже не умею, а у тебя получилось. Ладно, не буду на тебя давить вот так, сразу… Но имей в виду: ты сейчас популярен как никто, и за тебя проголосуют. Особенно если я сам выдвину твою кандидатуру, а я это сделаю, так и знай. А если ты откажешься, это будет свинство!
Бранд поколебался.
– Я подумаю… да не ерзай ты, сядь как следует. Я ноги подвину.
Ираклий покряхтел, усаживаясь на койке поудобнее.
– Что нового? – спросил Бранд.
– Только что Стах передал: выследили и убили троих. По-моему, это последние на Большом материке, и он тоже так считает. Осталось прочесать Малый материк и острова, но вряд ли там прячется больше десятка-другого мирмикантропов. Дело техники, найдем.
– А наши… гости? Их не тронули, как я просил?
Ираклий опять покряхтел, похоже, не зная, какую интонацию придать голосу. Наконец развел руками и сказал просто:
– Ты был прав: они умерли. Сами. Вчера. В один день. Не понимаю, отчего. По-моему, просто отключились, как механизмы.
Бранд кивнул:
– Вне муравейника муравей долго не живет. Даже если его никто не съест, он погибает от одиночества. Два муравья протянут чуть дольше, но тоже неизбежно умрут спустя несколько суток. Десять муравьев – пожалуй, выживут. Почему так происходит – загадка.
– Откуда ты это знал?
– У меня в Доме хорошая мнемобиблиотека. Была. И здесь тоже ничего.
– Поэтому ты и настоял на том, чтобы не убивать пленников? – спросил Ираклий, искоса поглядев на Бранда. – Знал, что они умрут и так?
– Вот именно. Кроме того, мне приятно думать, что я сдержал слово.
