- Ма cherie, - поражение прошептал Парис, беря ее лицо в ладони. - Неужели ты думаешь, что я возьму твои деньги? Ты же понимаешь, что это невозможно.
- Это не мои деньги, - возразила Шери. - Это наши деньги. На нашу жизнь. На нашу галерею. И может быть, на наших детей. И ты обязан их взять, раз уж берешь меня в жены. Ты же обещал, что мы будем бороться вместе. А у мужа и у жены все должно быть общим - и горе и радость. У нас с тобой должно быть очень много общей радости. Мы даже сможем работать вместе, ведь я искусствовед.
Парис покачал головой, все еще не в силах ответить согласием.
- Парис, ты что, не понял? Если ты сейчас откажешься, они все равно победят, только другим способом. Победит их ненависть, а не наша любовь. Разве ты позволишь этому случиться?
- Милая моя... Моя единственная... - Вот и все, что он смог выговорить.
- Шери, детка, - окликнул ее Норман надтреснутым голосом; казалось, он сразу постарел на много лет. - Ты не можешь так поступить. Ты не сделаешь этого.., не оставишь меня одного.
Внучка посмотрела на него с глубокой печалью.
- Дедушка, ты хотел, чтобы я возненавидела Париса. Но получилось так, что это тебя мне трудно простить. Ты только представь, что сказала бы бабушка Марджи, увидь она, как ты поступил сегодня. - Она покачала головой. - Поступай с деньгами как хочешь. Я не хочу быть богатой наследницей и никогда не хотела. Я собираюсь жить с человеком, которого люблю, - с деньгами или без них. А что до вас, мистер Лесли, - Шери повернулась к согнувшемуся в кресле Малкому, мне вас очень жаль. Вы потеряли дочь, а теперь теряете единственного внука. Вы отдали все силы, всю свою жизнь ненависти, и у вас не осталось ничего, кроме нее.
Она медленно переводила взгляд с одного старика на другого, и собственный дед и его заклятый враг казались ей похожими как братья. Но на лице Шери не было гнева - только жалость.
- Вы растратили ваши жизни на вражду, а теперь удивляетесь, почему так одиноки! Мы с Парисом не смогли вам помочь и уйдем, если вы не опомнитесь в самый последний момент.
В наступившем молчании Норман произнес, словно с трудом:
- Шери, ты очень дорога мне, и я не хочу тебя терять. Скажи, что мне сделать, чтобы остановить тебя?
- Только одно: примирись с Малкомом Лесли, - ответила его внучка, стараясь нежностью тона смягчить слова. - Примирись с ним и прими моего будущего мужа как члена твоей семьи.
Парис поддержал ее, и голос его был ясен и холоден:
- Если хотите еще когда-нибудь нас увидеть, вы должны покончить с враждой. Если хотите держать на руках ваших правнуков, то подайте руки друг другу. Решение за вами, потому что мы за себя уже все решили.
Он повернулся к Шери.
- Ма cherie, нам пора. Пойдем. Пойдем домой, любовь моя.
Шери улыбнулась ему - не только губами, глаза ее тоже сияли улыбкой.
- Конечно, любимый. Пойдем. Больше нас ничто не разлучит.
Они были уже у дверей, когда их догнал голос Малкома, хриплый, как у тяжелобольного.
- Парис, мальчик мой... А что, если слишком поздно?..
- Шери, доченька, - потерянным голосом произнесла Мэри.
И снова наступила тишина.
Они обернулись и посмотрели на двух несчастных стариков и растерянную красивую женщину, на своих родичей. Наконец Парис сказал, словно подводя итог разговору:
- Вы знаете, где нас найти. Мы будем ждать вас до самого отъезда, то есть до завтра. - И добавил мягко:
- А если не успеете до завтра, тогда ищите нас в Лилле.
И они вышли из столовой рука об руку - навстречу новой жизни с ее новыми тревогами и надеждами.
Эпилог
- У него давно уже было больное сердце, - сказала Элизабет Лесли.
Шери посмотрела на мужа и слегка сжала ему руку. Она увидела, что по щеке Париса медленно ползет слеза.
Они стояли у свежей могилы на маленьком кладбище Сен-Майкл, и весенний ветер холодил им лица. Памятник был очень красивый, заказанный у прекрасного скульптора, знакомого Париса, - скорбящий ангел из белого мрамора держал в руках лилию, цветок печали.
Малком Лесли умер от сердечного приступа в начале весны. На свадьбу внука, состоявшуюся в Лилле сразу после Рождества, он не смог приехать, потому что болезнь уже не позволяла ему далеких странствий. Но он прислал со своей дочерью Элизабет поздравления и роскошный подарок - полотно кисти Гейнсборо, много лет украшавшее его мрачный особняк.
Незадолго до смерти он составил завещание, в котором назвал наследниками состояния своего внука Париса при условии, что тот возьмет фамилию Лесли, и его жену Шери, в девичестве Макдугал. Кроме того, уже на смертном одре он подписал договор с Норманом об объединении двух сталелитейных компаний в одну. Так что бизнес достался Норману, накопленные миллионы - Парису, а Элизабет унаследовала особняк в Эдинбурге и солидную пожизненную ренту.
- Я, пожалуй, продам этот дом, - задумчиво сказала она Парису. - Его стены видели слишком много горя. А сама куплю что-нибудь поскромнее, но поприветливее. И возьму на воспитание сироту, а то дом без детей - мертвый дом...
Шери взглянула на мужа. Тот кивнул.
- Нет, лучше ты, Парис. Ты же родственник.
- А идея была твоя, - возразил он тихо, - так что это твое право.
- О чем вы там шепчетесь? - спросила Элизабет, поворачивая к супругам бледное как мел лицо.
Шери наконец решилась:
- Мисс Лесли, я хотела вас попросить... То есть мы хотели...
- О чем угодно, милая Шери, - ласково улыбнулась пожилая женщина. - Только если ты не будешь называть меня "мисс Лесли". Меня зовут Элизабет, и, если я тетя твоего мужа, значит, и твоя тоже.
- Тетя Элизабет, переезжайте к нам! - выпалила Шери. - Вы сказали про дом без детей, а у нас как раз скоро будет...
Взгляд ее скользнул вниз, на округлившийся живот.
- Ты хочешь сказать... - явно обрадовалась Элизабет. - Вы хотите, чтобы я переехала к вам во Францию?
- Ну да, - взял инициативу в свои руки Парис. - У нас очень хороший дом, вы будете жить в городе, где провела свои последние дни ваша сестра. И потом, зачем вам оставаться здесь одной? С семьей жить всегда веселее.
- Кроме того, ребенку нужна бабушка, - вмещалась Шери. - Уж я-то знаю, насколько это важно! Что бы я делала без бабушки Марджи? А из моей мамы, боюсь, хорошей бабушки не получится. Она слишком занята собой, путешествиями, салонами красоты, друзьями. Никого лучше, чем вы, и придумать невозможно - тем более что вы сами сказали, что любите детей...
- Очень люблю, - призналась Элизабет, отводя глаза, разом повлажневшие от слез. - Честное слово, я и не мечтала о таком счастье. Под старость у меня вдруг появилась настоящая семья и даже будут внуки! А я думала, что мне, старой деве, остается век вековать в одиночестве.
