Андрей захлопнул заднюю дверь и вернулся в машину, стряхивая с волос воду.
– Ладно, проехали. – Он снова вырулил на дорогу. – И все-таки чего-нибудь посущественнее у тебя нет?
– Нет, если все вышеупомянутое для тебя пустой звук, – резюмировал Гонзо и снова уставился в окно.
Они проехали старую трамвайную развязку и устремились к выезду из города. Дождь постепенно стихал. А через пять минут воткнулись в небольшую пробку, собравшуюся перед контролирующим выезд блокпостом.
Многоуровневые милицейские вышки, как для наземного транспорта, так и для флаеров, строго возвышались над протекающей внизу лентой машин, строго наблюдая за потоком. Дальнобойные грузовики, легкие машинки приезжих из области, машины фермеров, правительственные и военные автомобили, спешащие на расположенные за городом базы или с них, и просто неведомо как попавшие сюда горожане – вроде Андрея, которым было необходимо проникнуть в мегаполис или покинуть его.
Настроив радио на не особо популярную в народе волну, передающую старый рок и блюзы, Андрей лениво оперся на руль, изредка поглядывая на дорогу. Бархатный голос Элвиса наполнил салон. Гонзо прислушался к гитарным аккордам, почесал ухо, отвернулся и ничего не сказал.
Андрей никогда не винил государство. Ну, почти никогда, И даже многочисленные милицейские кордоны, обыски и контрольные мероприятия, подчас и способные взбесить рядового гражданина, всегда были оправданы в его системе понимания мира. После Шестой Чеченской кампании и начала войн в Саудовской Аравии, Эмиратах и Израиле против католической Европы политика всех крупных городов России и мира свелась к строжайшему контролю собственных границ и всего, что происходит внутри. Это в конечном счете и привело к превращению городов в автономные крепости благополучия и относительной цивилизации середины двадцать первого века. Мир, лежащий за чертой любого города, стал миром потусторонним, и данное определение в понимании горожанина было далеко не метафоричным. Учитывая, что Новосибирск еще полсотни лет назад претендовал на звание мегаполиса, судьба категорического отделения от окружающего мира не обошла и его. Если бы это еще помогало...
Солдаты поста городской, охраны тщательно проверяли каждую из пересекающих грань машин, постепенно подпуская джип Андрея все ближе и ближе. Городские ворота приближались, накрывая автомобиль массивной тенью. Костин проводил взглядом отпущенную сержантом старомодную «камри», стремительно унесшуюся на север, и опустил окно.
– Сержант Баилов. – Немолодой уже для сержанта милиционер в серой осенней форме усталым жестом взял под козырек, другую руку с автомата не убирая. – Ваши документы, пожалуйста, из машины не выходим.
Андрей приглушил радио и протянул сержанту заранее приготовленные идентификационные карточки, внимательно изучая пулеметные гнезда на вышках и автоматчиков за спиной Баилова. После 2048 года, когда многочисленные банды томского атамана Гахина едва не ворвались в северные пригороды, этот пост, перемещенный за сожженные и порушенные бандитами районы города, укрепили до уровня полноценной боевой точки. В сороковые Тайгинская Вольница, помнил Андрей, гуляла вовсю.
Листающий карты сержант наконец дошел до личного значка и немедленно вытянулся в струну, уже более резво вскидывая руку к фуражке. Андрей небрежно кивнул, внезапно обратив внимание, что сидящий на панели Гонзо замер, до невероятности став похож на пластмассовую игрушку.
– В Томск направляетесь? – предупредительно наклонился к окну Баилов (или как его там), возвращая Андрею документы.
– Ну, не совсем. – Он спрятал значок.
– Дорога там просто... Совсем, говорят, одичала. Вы бы лучше воздухом... Можете не пройти местами, я думаю...
– Воздух туда не ходит. – Андрей натянуто улыбнулся сержанту. – Я могу ехать?
Тот развел руками – обижаешь, полицейский, – и отошел в сторону, давая отмашку черно-белым жезлом. Андрей кивнул и вырулил на пустынную четырехколейную дорогу. Обогнавшая его на посту «камри» давно исчезла из виду. Еще мгновение – и город остался за спиной, окруженный облаком смога и выхлопами заводов. Остался за спиной... Как дверь захлопнули.
Другой мир, другая цивилизация, иная раса. Трасса М53, практически прямое полотно бетона, уводящее на север. Пройдет полчаса, и все выходящие из Новосибирска машины начнут сворачивать, кому направо, кому на запад, а идущий навстречу жидкий поток фермерских и военных машин и вовсе прекратится – останется лишь пустая дорога, ведущая в никуда.
Андрей подумал, что, попади он на Луну, так пейзажи местных колоний показались бы ему более живописными и привлекательными, нежели то, что он мог сейчас наблюдать за окном своего джипа.
Навстречу пролетел, совершенно не сбавляя скорости на ухабах, дальнобойный грузовик. Дорога снова была пуста. Андрей снизил скорость и через силу заставил себя присмотреться к расстилающейся снаружи картине.
Иной мир, иная цивилизация все еще живущих на этих землях людей, чьи дети смеются над стариками, не желающими покидать кое-как обжитых отравленных деревень. А затем дети открывают глаза и внезапно осознают, что пришла собственная старость, и вот уже никуда не уйти с мест родных, и пришел черед смеяться их детям. Мир, где шесть пальцев на ноге уже давно не является дикостью или отклонением, где едят все, что бегает на четырех ногах, а подчас даже и на двух. Мир, где забыли запах пороха и вот уже лет тридцать, как здесь царят цепь, нож и арбалет, дуга которого сварена из автомобильной рессоры местным кузнецом за три банки тушенки из просроченного армейского пайка.
Свалка. По обе стороны дороги, пока еще вполне проходимой и ровной, тянулась свалка. В мышлении горожанина весь этот мир был лишь огромной выгребной ямой, а приходившие из города самосвалы просто находили не засыпанный участок и вываливали прямо с обочины. Хлам, мусор и отходы городской цивилизации. Пластмасса, стекло, ненужное железо. Пластиковые бутылки, ящики, старые игрушки, испорченная бытовая техника, которую бывший хозяин поленился сдать в утилизатор. Хлам и мусор, под которым в желтой и неживой траве снова виднелся хлам и мусор, но более старый, привезенный сюда еще лет десять назад.
Послышался гул, и джип едва ощутимо качнуло. В следующее мгновение прямо над крышей, очень низко, прошли два грузовых флаера. Пронеслись вперед на пару сотен метров и свернули вправо, в негустую рощу корявых, словно искусственных деревьев, стараясь держаться заросшей и заброшенной проселочной дороги, кое-как виднеющейся внизу.
Андрей глубоко вздохнул и покосился на Гонзо, столбиком застывшего у лобового стекла.
Свалка закончилась. Вернее, она стала не столь заметна, примелькалась. Поля и рощи, раскинувшиеся к северу от Новосибирска, были так или иначе покрыты мусором. Весь этот загородный мир был свалкой, это точно... И деревни, заброшенные, покинутые и разграбленные, недостроенные заводы, железнодорожные платформы и даже люди, ютящиеся и выживающие в этих местах, – все это было давно никому не нужным, годящимся только на слом мусором.
