Глава 28. ПУТЬ ИЗ БЕЗДНЫ
— Человек погружен в бездну собственного сознания. Представьте себе тёмную пропасть, из которой ему приходится выбираться без света: редкие звёзды засвечиваются в необозримой дали, он стремится к ним, но они неожиданно гаснут, и загораются уже другие звёзды, непохожие на те, которым он поверил. И весь свой путь человек должен осмыслить сам, без моей помощи!
Так говорил Создатель своим спутникам, которых он пригласил на очередную прогулку по своей лаборатории. Ум, Воля и Долг ещё минуту постояли перед воротами, рядом с которыми на огромном гранитном постаменте стояли грубо высеченные из камня буквы, складывающиеся в слова: ПУТЬ ИЗ БЕЗДНЫ, — затем двинулись вслед за своим предводителем.
Ландшафт и природа за воротами приятно удивляли. Путники увидели внизу перед собой небольшое лесное озеро с необыкновенно спокойной водной гладью, окаймлённой зелёной цепью невысоких гор. Две типично итальянские деревеньки, погруженные в дрёму на берегу озера, дворец с садами, резкими уступами, спускающимися к берегу озера.
— Это реконструкция лесного озера Неми среди Альбанских гор, «зеркала Дианы», как называли его древние. Под отвесными утёсами северного берега озера находится священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы, — рассказывал Создатель. — Теперь мы спустимся вниз, и вам предстоит увидеть захватывающее зрелище! В священной роще день и ночь, с обнажённым мечом в руке, охраняет священное дерево убийца-жрец. Тот же, кто сможет убить этого жреца, становится на его место — таков закон святилища! Должность жреца приносит с собой царский титул, но этот титул становится предметом невыразимых мук, на которые обрекает себя человек, лишённый отдыха и сна, обречённый постоянно охранять дерево.
Прекрасный италийский пейзаж с голубым небом плохо сочетался с кровавой драмой, которая должна была разыграться перед их глазами, но — так или иначе — все последовали за старцем. Он остановился в метрах пятидесяти от дерева, «золотая ветвь» которого освящает кровавый ритуал Дианы Таврической.
Под деревом, опираясь на меч, полулежал измождённый пожилой человек с седыми волосами. Его пересохшие губы давно не знали влаги, но глаза лихорадочно всматривались в рощу, туда, где прятался вооружённый тщедушный человек, ожидавший исхода, надеющийся получить царскую власть и титул Царя леса без боя.
Но, видимо, терпение его иссякло, и, подняв в руке свой меч, он приблизился к жрецу. Жрец, шатаясь, встал, но должного сопротивления оказать не мог: он промахнулся, по инерции упал и был пронзён врагом, прежде чем успел подняться.
Торжество нового Царя леса было недолгим. Через какое-то время из рощи вышел более молодой, более сильный муж и безжалостно расправился со слабым соперником. Он воздел руки к небу, оглашая окрестности гортанным криком, и все наблюдающие отметили гору рельефных мышц на его теле: этот мог продержаться возле дерева долго, если, конечно, не уснёт. Теперь со ствола священного дерева не будет сорвана ни одна ветвь! Создатель продолжал посвящать в подробности своих спутников:
— По мнению древних, Золотая ветвь, которую Эней сорвал по наущению Сибиллы, пускаясь в опасное путешествие в страну мёртвых, оказалась роковой. Поединки жрецов — отголоски человеческих жертвоприношений, приносившихся Диане Таврической. Закон наследования власти по праву меча соблюдался вплоть до имперских времён. В своё время Калигула, решив, что жрец Неми остаётся на своей должности слишком долгое время, нанял для него убийцу. В первом и втором веках наследование титула Немийского жреца по-прежнему добывалось в поединке. Что ж, мы с вами здесь достаточно задержались, а увидеть нам предстоит ещё многое!
Создатель вызвал небольшой экранолёт, и все двинулись к небольшой площадке среди скал. Солнце не щадило высокопоставленных путников, и вскоре они вздохнули с облегчением, оказавшись в удобной кабине с озонированным воздухом. Сегодня старец был не склонен задавать каверзные вопросы, он только рассказывал:
— Сейчас мы с вами увидим древний кельтский ритуал человеческих жертвоприношений богам плодородия. Считалось, что чем больше жертв, тем плодороднее будет земля. В качестве жертв использовались преступники и пленённые на войне. Друиды, галльские жрецы, знали толк в устроительстве таких праздников!
В этот насыщенный событиями день сопровождающим было о чём поразмышлять, сопоставляя способы человеческого восприятия мира, логику его умопостроений. На огромной поляне среди леса они видели, как кельты расстреливали стрелами людей привязанных к деревьям, сажали их на заострённые колья, сжигали заживо в чучелах, сплетённых из ивняка с сухой травой.
Вслед за этим они знакомились с более поздними временами в Европе, когда инквизиция пытала еретиков, сжигала женщин на кострах. Прежде чем сжигать жертву, отцы инквизиции обривали наголо всё тело: считалось, что нечистая сила кроется в волосах.
Тяжёлое впечатление оставляла в памяти зрителей Россия семнадцатого — девятнадцатого веков. И не столько жестокостью нравов, сколько тягостным блужданием человеческого духа, ищущего, необоримого и неподвластного государству.
Крестьянское сектанство, его уход из мира в таёжные дебри, его боготворче- ство и религиозные искания — заставляли думать о мятежности порабощённого разумного естества. Филиповцы и бегуны, самосожигатели и хлысты, скопцы, духоборцы и молокане — секты, отвергавшие официальную религию и власть и сотворившие себе собственного Христа, — жили и умирали по собственным законам. Не желая подчиняться властям, они сжигали себя, не желая иметь потомства — оскопляли друг друга калёным железом.
Особое впечатление оставил тайный обряд хлыстовцев — радение. После общей трапезы собравшиеся хлысты садились на лавках, мужчины и женщины друг против друга, под председательством кормщика «корабля» — все в белых «радель- ных» рубашках до пят. После протяжной вступительной песни кормщик давал благословение по очереди всем присутствующим — один за другим последние пускались парами в пляску, с высоким подскакиванием, с пением, переходящим под конец в дикие выкрикивания; некоторые били себя в то же время жгутами, палками, цепями. Пляска и самоистязание доводило сектантов до религиозного экстаза. Бешеное беганье по кругу приводило верующих в состояние высшей «духовной радости» — некоторые падали в полуобморочном состоянии на пол и начинали изрекать пророчества.
Показал своим гостям Создатель и редкий хлыстовский «обряд христовой любви», о котором сами присутствующие отзывались как о всеобщем «отрокам осквернении и девам растлении». В конце радения, когда участники доходили до состояния полного умоисступления, происходило беспорядочное половое смешение участников и участниц. Нарушения обета целомудрия хлыстовцы здесь не видели. С хлыстовской точки зрения, в такие моменты люди уже лишены своей воли: на них «накатил дух», заставляющий их гореть, — он в них говорит и действует.
Забеременевшая после такого обряда девушка становилась «богородицей». Если у неё рождался сын, то он объявлялся «христосиком», если дочь — «пророчицей».
Подводя итоги дня, Создатель сказал своим помощникам:
