Поэтому Саша счёл за лучшее свернуть тему. Обстановка уже накалена – атмосфера предгрозовая. Ему совсем не хотелось, чтобы в ответ на зудение бабушки Аня взорвалась и уехала в город – когда ещё представится возможность поговорить по душам. А поговорить надо – похоже, им обоим есть что сказать друг другу.
Он отдал матери деньги, и этот ход оказался удачным – чаепитие прошло без острых конфликтов, тем более что Александр Николаевич перехватил инициативу, рассказывая об оживлении в НИИ. Правда, он умолчал о сути их новой темы, безошибочно спрогнозировав реакцию Зинаиды Матвеевны, – хватит и того, что мать уверена: сын при деле.
А по окончании «второго завтрака», не давая «домовластительнице» оседлать своего любимого конька и угробить на корню неплохо начавшийся день, Саша предложил дочери до обеда отправиться на пляж – погода хорошая, чего сидеть в четырёх стенах?
* * *
Они шли по дорожке среди дачных домиков, полускрытых молодой зелёной листвой, облившей ветви деревьев. Ближе к заливу дорога сделалась людной – суббота. Неспешно шествовавшую пару обгоняли, и Саша почти безошибочно читал мысли, сопровождавшие взгляды, бросаемые на них с Аней. В девяти случаях из десяти их принимали за любовников – почему-то мало кому приходило в голову, что это отец с дочерью. Женщины смотрели оценивающе: интересно, какой толщины кошелёк у этого немолодого мужика, если рядом с ним идёт такая интересная и модно одетая девушка? А во взглядах парней проскальзывала зависть: надо же, старый пень, какую ляльку отхватил! Капусты, видать, немеряно – не за красивые же глаза она с ним прогуливается! Наверно, это было бы смешно, если бы не было так грустно…
Какое-то время они шли молча, а потом Аня сказала:
– Месяц назад я была у матери. В Германии.
– И как она там?
– Борется за своё личное светлое будущее. Ухаживает за своим полудохлым немцем и ждёт не дождётся, когда же он наконец склеит ласты и оставит её безутешной, но состоятельной вдовой.
Александр развёлся с Людмилой в начале девяностых, когда НИИ прикладной химии дышал на ладан, сбережения превратились в пыль, а пресловутый «свет в конце тоннеля» не просматривался даже с помощью электронного микроскопа. Толчком к разводу послужил роман Людмилы с неким торговцем из одной бывшей солнечной республики развалившегося Союза, увлёкшим жену Алхимика призраком роскошной жизни. Дети остались у непреклонной бабушки – их мать, озабоченная устройством собственной судьбы, не слишком настаивала, к тому же её новый спутник жизни отнюдь не горел желанием заботиться о чужих отпрысках.
Но Людмиле не повезло – в скором времени её Размик перешёл кому-то дорогу, и конкуренты помогли ему окончить свои дни под колёсами «случайного» грузовика. Вернись она к мужу, Саша, наверное, простил бы блудную жену, однако ей самой помешала гордость, да и кремнёвая Зинаида Матвеевна и слышать не хотела «об этой вертихвостке».
Некоторое время Александр Николаевич ничего не знал о своей бывшей супруге. А потом вдруг пришло письмо из Франкфурта, в котором Людмила сообщила, что она через брачное агентство вышла замуж за богатого немца, живёт в «цивилизованной стране», всем довольна и приглашает детей навестить любящую мамочку. Дмитрий так и не собрался в зарубежный вояж, идя своими кривыми тропками, а дочь ездила, и не раз. От неё-то Саша и узнал, как выглядит тот счастливый лотерейный билет, который вытащила его «бывшая».
«У них там не забалуешь, – рассказывала Аня. – Конечно, всё в шоколаде, да вот только такой гламур дорого стоит. Не то чтобы этот ветеран вермахта держит маманю в чёрном теле, однако воли не даёт. Брачный договор составлен хитро: чуть что – и мигом останешься на бобах. Будь добропорядочной бюргершей, то, сё, а уж о том, чтобы интрижку какую на стороне завести – и думать не моги! Ихние адвокаты самый невинный флирт превратят в злостный адюльтер, так что мать сидит и не питюкает. Несладко, блин, – этому её герою Второй Мировой очень хорошо за восемьдесят, и последний раз он занимался любовью лет этак пятнадцать назад. Вот мать и молится всем богам, чтоб поскорей прибрали её благоверного, да пускает слюни на сочных мужиков – годы-то идут! А Дитрих этот живуч, зараза, – не пришибли его в своё время в лесах Белоруссии. Не взял тогда русскую пленницу мечом, так теперь купил по сходной цене. И всё ведь понимает, гад, – ни одна немка в такой блудняк не вписалась бы! Вот и нашёл себе дуру с Востока…».
– А как она выглядит? – спросил Александр Николаевич, прервав воспоминания.
– Да нормально, в общем-то. Макияж, косметика, всё такое, да и жизнь спокойная. Добилась она, чего хотела, – можно сказать, счастлива. Про тебя спрашивала, – Аня искоса посмотрела на отца, – но не так, чтоб очень заинтересованно…
«Да, милая Мила, разошлись наши с тобой стёжки-дорожки… И никто не виноват, если подумать да разобраться… Это ведь только в сказках бывает: жили долго и счастливо, и умерли в один день…».
– Счастлива – это хорошо, – спокойно подытожил Алхимик. – Счастье – оно ведь для каждого своё. Верно, синичка?
– Так-то оно так, да вот только, – девушка неопределённо пожала плечами, – полного счастья всё равно не бывает. Разве что денег будет выше крыши…
Они вышли на пляж и побрели к воде, сняв обувь и утопая по щиколотку в тёплом песке. На невысоком пригорке остановились; Александр расстелил прихваченную с собой подстилку, скинул куртку и сёл, жмурясь на яркое солнце. С залива дул лёгкий ветерок, неподалёку гомонила молодёжная компания – оттуда тянуло запахом горячих шашлыков. Аня сняла ветровку и рубашку, оставшись в джинсах и лифчике от купальника, и улеглась на живот, провожая взглядом вертолёт, описывающий над заливом широкие круги.
«Красивая всё-таки девчонка получилась, – подумал Саша, взглянув на стройное тело дочери, – была б только счастливой. Как говорится, не родись красивой…».
Он закурил и хотел было что-то сказать, продолжая начатый разговор, но в это время в сумочке у Ани раздалась трель мобильника. Девушка посмотрела на высветившийся номер и поморщилась:
– Достал, блин… Да, – произнесла она, поднося маленький пластмассовый брусок к уху. – Я слушаю.
Некоторое время она слушала, и Александр Николаевич ясно различал раздражение, плещущее в глазах дочери.
– Нет, Стас, – сказала она наконец, – сегодня никак. Нет. Завтра? Не знаю, не знаю. Я перезвоню. Всё-пока.
– Очередной поклонник?
– Очередной вешатель лапши на уши, – бросила Аня, складывая телефон. – Якобы основатель якобы сногсшибательного якобы нового проекта, якобы обречённого на успех. Набирает команду, и зовёт меня к себе.
– А ты?
– Мне не восемнадцать лет, папа, – девушка устало вздохнула. – Ещё лет пять назад я бы поверила в эти розовые горизонты, а теперь… Этот новоиспечённый гений, раздобывший каким-то макаром кучу бабок и мечтающий их удвоить… Видали мы таких – гонору много, а за душой ничего и нет. И к тому же он хочет, чтобы я под него легла, – авансом, так сказать, в счёт будущих сумасшедших дивидендов… Господи, как они мне все надоели! – Она снова растянулась на подстилке и уткнулась лицом в скрещенные руки.
