Стараясь не встречаться взглядом с Брайаном, Энни заговорила, тщательно выбирая слова и по возможности смягчая факты, чтобы не шокировать сестру. Только когда она сообщила, что отец принял решение отойти от дел и остаться во Франции, а компанию отныне возглавляет Брайан, ее голос все-таки зазвенел от напряжения.
Брайан во время монолога Энни молчал и улыбался. Но, когда он ненадолго перехватил взгляд Энни, улыбка его чуть было не померкла: Брайана поразила ярость, вспыхнувшая в глазах Энни. К счастью, в это время вбежала Лиззи и разрядила обстановку.
— Вот, дядя Брайан, смотрите, я нарисовала вам картинку!
Девочка сунула ему в руки рисунок, сделанный цветными карандашами. Брайан расплылся в улыбке.
— Вот это да, Селин! У твоей дочери талант!
Лиззи довольно засмеялась и подтолкнула его под локоть.
— Покажи тете Энни.
Брайан протянул рисунок Энни. Половину листа занимало синее море, на берегу под пальмами стояли два человечка, как будто сложенные из спичек, и держались за руки. У одной фигурки были короткие черные волосы, у другой — длинные рыжие. Лиззи ткнула в рыжеволосую фигурку пальцем.
— Тетя Энни, это ты.
Энни улыбнулась.
— Очень похоже.
— Прекрасно, дорогая. А теперь иди к своим куклам, только постарайся не разбудить Шейлу. — Напутствовав дочь, Селин повернулась к Брайану. — Поздравляю.
— Спасибо. Жаль, что приходится принимать руководство компанией при столь печальных обстоятельствах. Ваш отец очень много сделал на ее благо. — Брайан разговаривал с Селин, но смотрел на Энни. — Я всегда уважал Лайэма.
Лицемер! — со злостью думала Энни.
— Что ж, зато у тебя остается Энни, — заметила Селин.
— Да, на какое-то время, — буркнула Энни.
Судя по тому, как недовольно сузились глаза Брайана, он расслышал ее слова. Но Селин не уловила подводных течений и все так же жизнерадостно продолжала:
— Папа называл ее своей правой рукой. — С верхнего этажа донесся крик младенца. Селин встала. — Пойду посмотрю, как там Шейла. Может, останетесь на ужин? Даг должен скоро вернуться.
Энни открыла было рот, чтобы отказаться, но Брайан ее опередил:
— Спасибо за предложение, но нам пора. Мы с Энни должны до завтра еще обсудить кое-какие вопросы.
Есть ли границы его самоуверенности?! — с негодованием подумала Энни. Неужели он собирается руководить каждым моим шагом? Да и что нам еще обсуждать? Или он просто старается поскорее увести меня из дома сестры, пока я не сболтнула лишнего или не дай Бог не открыла Селин глаза на его так называемое «уважение» к нашему отцу? Энни встала.
— До свидания, Селин. Чай попьем как-нибудь в другой раз.
В холл выбежала Лиззи.
— Дядя Брайан, ты уже уходишь?
— Да, дорогая, мне пора домой, но я скоро приеду опять.
Попрощавшись, Лиззи убежала к себе. Энни отдала Брайану ключи от машины, чтобы он уложил в багажник их вещи. Когда он вышел на улицу, Селин тихо сказала Энни:
— Он славный, правда? Я рада, что вы поладили.
Энни не ответила. В ее чувствах царила сумятица. Было бы куда проще рисовать Брайана одной черной краской и считать его холодным, черствым человеком, расчетливым бизнесменом. Энни напоминала себе, что он шантажом вынудил ее согласиться на сотрудничество, что он бессовестно воспользовался в своих интересах болезнью Лайэма, но, когда она вспоминала обращенную к Брайану счастливую улыбку Лиззи, ей было трудно поддерживать свой праведный гнев.
— Ладно, Селин, завтра поговорим. Да, чуть не забыла: папа обещал тебе позвонить, но на всякий случай просил передать, что обязательно приедет на крестины Шейлы. — Последние слова она сказала уже у машины и довольно громко, чтобы у Брайана не возникло никаких подозрений насчет того, не сболтнула ли она лишнего Селин.
— Хочешь, я поведу машину? — предложил Брайан.
— Нет, спасибо.
Энни казалось, что, ведя машину, она могла сохранять хотя бы иллюзию контроля за ситуацией. Она села за руль, помахала сестре и стала заводить мотор. Брайан тоже помахал Селин и тихо заметил:
— Все прошло гладко.
— Да, твой образ «славного парня» не пострадал, — пробурчала Энни.
— Но не в твоих глазах.
— Не забывай, что я видела твое истинное лицо.
Брайан пристально посмотрел на Энни и задумчиво заметил:
— Знаешь, я начинаю склоняться к мысли, что тебе нравится считать меня этаким бессердечным и беспринципным мерзавцем. Тебе так удобнее и… наверное, безопаснее. Это помогает тебе не признавать правду, а правда заключается в том, что между нами существует очень мощное притяжение.
— Ничего подобного! — яростно возразила Энни. — Ты все это придумал! Я чувствую к тебе только… только отвращение!
— Ты лжешь, и мы оба это знаем.
Спокойствие Брайана только еще сильнее распалило Энни.
— Что я знаю, так это то, что у тебя вместо крови — ледяная вода.
Брайан хмыкнул и спокойно заметил:
— Помнится, когда мы занимались любовью, ты не считала меня холодным. Если мне не изменяет память, ты была весьма… гм, отзывчива и полна энтузиазма.
Энни сжала руль так сильно, что пальцы побелели.
— Та ночь была ошибкой.
— И вчера на вилле, когда я тебя целовал, ты мне отвечала. Ты желала меня так же сильно, как я тебя.
— Ты знаешь, почему я так себя вела. — На секунду отвлекшись от дороги, Энни метнула на Брайана свирепый взгляд. — Я волновалась за отца и…
— И сделала мне определенное предложение. Да, я помню. Мы с тобой пришли к соглашению.
Энни насторожилась. Что он хочет сказать? Уж не собирается ли он поймать ее на слове и заставить выполнять условия их соглашения? В машине снова повисло молчание, но не ледяное, как раньше, а, казалось, раскаленное докрасна от напряжения. Энни делала вид, что не замечает, что Брайан за ней наблюдает, старалась не вспоминать о поцелуях Брайана, об условиях их сделки. В отчаянной попытке забыть, как сильно она желала его прошлой ночью, Энни, словно щитом, загородилась именем своего бывшего жениха:
— В любом случае я все еще тоскую по Майклу.
К сожалению, эти слова даже самой Энни показались неубедительными. Разумеется, не убедили они и Брайана.
— Несмотря на то что он переспал с твоей подругой? — скептически спросил он.
Забыв о дороге, Энни резко повернулась к Брайану.
— Откуда ты об этом знаешь?!
Он пожал плечами.
— Все в компании знают. Не могла бы ты смотреть на дорогу? Хотелось бы приехать в Лондон целым и невредимым.