Они свернули и оказались на узкой улице, в это время дня совершенно пустынной. Дорожное покрытие сменилось на пористый звукопоглощающий полиуретан. По обеим сторонам улицы в шахматном порядке стояли ряды одинаковых многоэтажных домов. Стандартное тонированное стекло, минимализм, никаких цоколей, ни единого дерева вдоль тротуара. «Жилой квартал «Каисса». Улица № 5» – гласил указатель.
Мила питала стойкую антипатию к большим городам с их нарочитой геометрической правильностью, не допускающей индивидуальности, к толпам горожан таким же безликим. Но пустынная улица этого района произвела на нее особенно гнетущее впечатление.
Навесы климатеров закрывали небо и слегка моросили. Солнечные лучи, проникавшие в это царство вечной тени, кое-где порождали радугу, казавшуюся чем-то инородным и неуместным среди тусклой серости. Стерильная чистота воздуха вызывала ощущение пребывания вне материального мира, которое усиливалось из-за окружающей тишины. Даже шаги Милы и Айвена по мягкому полиуретановому покрытию были беззвучными.
– Как они тут живут? – невольно вырвалось у Милы. От запаха антисептиков ее стало тошнить.
– Они не замечают, – сказал Айвен мрачно.
В его словах Мила услышала намек на то, что и в ее жизни землянину Айвену Смиту многое кажется противоестественным, как и в террионской политике. Всегда ли она разумна, оптимальна и справедлива, как заявляет лозунг на Доме Правительства? Так ли нужна программа Киберлайф? Внезапно Миле захотелось сказать что-нибудь в оправдание. Нет, не политики. Кто она такая, чтобы рассуждать на государственном уровне? Но Терра ее дом, террионцы – соседи, даже эти из Нана, что живут в унылом районе.
– Айвен, – сказала она, – думаю, им просто некогда это замечать. Здесь район для тех, кто большую часть времени проводит на работе. В таких местах есть все необходимое, хоть минимализм может показаться тягостным, но в этом чувствуется наследие первых поселенцев. Их стиля жизни.
– Район мертвецов, – бросил Айвен. – Я не таким представлял себе будущее.
– А что ты представлял? Марширующих по твоей команде майоров?
Она задела его за живое. Боль в его животе проснулась, проникла в сердце и стала распространяться к горлу. Но он не сказал ни слова. Только шаги его стали более нервными, словно ему хотелось втоптать боль в дорогу, но полиуретан гасил звуки и отнимал всякую возможность выплеснуть обиду.
– Прости, – сказала Мила.
Она прикусила язык и, мысленно обозвав себя идиоткой, вновь тесно прильнула к каналу, связывающему ее с Айвеном. Постаралась дать ему почувствовать, что раскаивается в сказанной колкости, но вместе с тем не допускает примирения с его планами и действиями. Но его обида исчезла сама собой, она просто рассеялась в пустоте. А где-то внутри был другой Айвен, равнодушный и к обидам, и к Миле, и просто не желавший тратить время на подобные мелочи. Он был сосредоточен на единственной цели: взорвать систему уничтожения личности. Такое название он дал Новой Системе.
Глядя под ноги, на мягкий, впитывающий влагу полиуретан, она стала размышлять о том, что такое личность. «Прежде всего, это то, что отличает тебя от других людей, – думала она. – Твое представление о добре и зле, твои идеалы, твои желания, твои ценности: дом – с его уютом, сад – с его цветочной оранжереей и газоном, прошлое – с родителями, друзьями, Дэном, Рихардом… Это твой мир. То, как ты ведешь себя в обществе и наедине с собой – тоже твоя личность. Она способна изменяться, с каждым прожитым годом в ней проявляются новые черты, но самосознание остается тем же: ты – это ты. Иногда ты сомневаешься, допускаешь ошибки, раскаиваешься, страдаешь, бываешь непредсказуемой, потому что ты живое существо, ты – реальна. Когда тебе плохо, ты пытаешься забыть причину дурного настроения и страдаешь до тех пор, пока воспоминание не утратит остроту. Иногда на это требуется очень много времени. Но теперь все можно сделать быстро, благодаря технологиям «Киберлайф», и впредь не совершать ошибок и не страдать. Что же происходит с личностью человека, когда ее контролируют электронные устройства? Что случается с самосознанием? Остаешься ли ты собой? Безусловно! Это как в детстве, когда о тебе заботились родители, чтобы уберечь и защитить, помочь принять правильное решение. Между прочим, сама по себе человеческая память устроена так, что способна удалять какие-то события. Так почему не помочь избавиться от скверных воспоминаний? В этом нет ничего трагического. Все меняется, переосмысливается, порой обретает иное значение. Но ведь ты по-прежнему остаешься Камиллой Левитской!»
– Пришли, – сказал Айвен и свернул к одному из зданий.
Подойдя к двери, они остановились.
– Квартира сорок восемь, – прочитал Айвен светящуюся табличку у входа. – Стивен Рэйни. Он же Сэнди. Подождем за углом. У нас еще около часа времени.
Они обошли здание и прислонились к стене, на которую не попадали микроскопические капли искусственного дождя. Они постояли несколько минут, затем сели прямо на влажное покрытие.
– Мила, – сказал Айвен. – Ты никогда не задумывалась о том, что осмыслить природу личности невозможно? Это все равно, что попробовать уразуметь субстанцию свободы. Личность и свобода – это ведь одно и тоже.
Он говорил мягко, хотя боль и напряжение внутри него теперь не утихали ни на минуту, а лишь ограничились как воспалительный отек: Мила неотрывно следила за состоянием Айвена.
– Да, – согласилась она. – Личность и свобода – одно и то же. Верила ли она в это? Сейчас Мила не верила ни во что и одновременно во все, что угодно. Ей хотелось думать, что она лишь невинная жертва, заложница несчастного безумца, и в том, что происходит, нет ее вины. Да, она ударила Риту, но только затем, чтобы предотвратить неадекватную реакцию Айвена. Суд оправдает ее. Мила ненавидела себя за эти мысли. Будь она чуточку сильнее, будь она уверена в своей правоте, как Айвен, мир стал бы проще. Прекрасно выбрать направление и верить, что оно единственно правильное.
Мила прислонилась к Айвену. И не заметила, как задремала.
Ее разбудил легкий толчок.
– Люди возвращаются с работы. Пора.
Он подал ей руку. Выглянув из-за угла, они увидели, что улица ожила: толпы людей шли по мягкому покрытию.
– Мы должны проникнуть в вестибюль до того, как Сэнди войдет в дом.
– Почему? – удивилась Мила, протирая глаза.
– Он меня не узнает и попытается от нас отделаться.
В эту минуту к двери подошел широкоплечий мужчина.
– Добрый день! – приветливо воскликнул Айвен, идя навстречу ему. – Мы с подругой должны встретиться со Стивеном Рэйни, – он живет в сорок восьмом номере, – да вот перепутали время. Эти ваши увлажнители, кажется, никогда не отключаются. Наша одежда промокла. Позвольте нам войти в вестибюль.
– Приезжие? – бесстрастно спросил мужчина.
– Да, – сказал Айвен. – Четвертый регион.
Жилец приложил руки к опознавателю, и дверь открылась.
