Поэтому я начал с малого. Пошел в местный ЖЭК и устроился дворником. Директора противоречивые чувства раздирали так, что лицо перекосилось по диагонали. С одной стороны, дворники славянской национальности в нашем городе встречаются редко. Возьми он меня – из соседних домоуправлений ходить будут на экскурсии. С другой стороны, прежний владелец тела имел репутацию устойчиво-негативную. С третьей стороны, жилье у меня есть, не нужно напрягаться по поводу служебной квартиры.
Эта – третья – сторона и стала, видимо, решающим аргументом.
– Смотри, Петрович! – сказал директор. – Пропьешь лопаты – выселю к хренам собачьим.
Тут он что-то вспомнил и хищно напрягся:
– Та-а-ак! А ты ведь у нас в злобных неплательщиках…
– Был, – покаянно сказал я и даже понурил голову, – но начал исправляться. Первый платеж произведен.
Директор перезвонил бухгалтеру, потом приказал принести какие-то ведомости, долго изучал и сказал:
– Ну-ну…
Чтобы окончательно задобрить работодателя, пришлось написать заявление, по которому половина зарплаты автоматически уходила на погашение долга.
В результате дворником я стал, но свободного капитала должно было хватить только на удовлетворение основных нужд. А нужно было одеться, купить кое-какие материалы… да и дом слегка обставить не мешало бы.
Пораскинув мозгами, я отправился в гастроном.
* * *
Бригадир грузчиков раза три осмотрел меня, прежде чем ответить.
– Не понял, – сказал он, – это прикол такой, да?
Я был вынужден внутренне с ним согласиться. По сравнению с бригадиром и его дюжими парнями выглядел я несколько смешно. Но внешне изобразил бравость и готовность к проверке боем.
– Я жилистый! Ты испытай меня, командир!
«Командир» ему понравился. Грубая лесть – что может быть приятнее для скудного духом и умом?
Полдня я таскал ящики от грузовика в подсобку. Не знаю, куда отправилась душа Петровича, который наградил меня таким изношенным телом, но икалось ей в тот день изрядно. Последний ящик я тащил почти на ощупь – перед глазами плясали красные тени. Даже бригадир впечатлился моим трудовым героизмом.
– Хорош на сегодня, – сказал он почти уважительно. – Держи зарплату.
И сунул в руки пакет с чем-то тяжелым. Я с трудом кивнул и, по-прежнему ничего не разбирая перед собой, осторожно выбрался на улицу. Присел на бордюр и на ощупь определил – в пакете бутылка. Сначала была мысль вернуться и потребовать деньги, но… ее тут же сменила идея получше. Я отнес бутыль домой и рассмотрел ее. Это оказалась ярко-красная жидкость марки «Радость алкаша». Припрятав бутыль, полежал немного, приходя в себя, и занялся дыхательной гимнастикой. Дворником я начинал трудиться только с завтрашнего утра, но сегодня меня ожидало еще одно дело.
После гимнастики принял душ, снова пожелал душе Петровича всяких неприятностей и завалился спать. Проснулся, когда за окном было уже совсем темно. До покупки часов было пока далеко, и я осмотрел улицу, чтобы сориентироваться по времени. Удовлетворенно хмыкнул: ларьки как раз закрывались. Память прежнего хозяина подсказывала, что вот-вот стукнет одиннадцать, и торговля спиртным замрет в летаргии до девяти утра. Я даже почувствовал рефлективное желание немедленно побежать и успеть, но удержался.
Вышел минут через пять после закрытия киосков, бережно неся за пазухой драгоценную бутыль. Подошел к киоску и стал ждать. Очень скоро появился клиент – подвыпивший мужик в мятом спортивном костюме и с зажатыми в кулаке бумажками. Он поколотил в запертое окошечко, быстро прошел путь от уговоров до угроз в адрес невидимого продавца и развернулся, чтобы повлечь свою жажду в неуют квартиры.
И тут ему явился спаситель в моем небритом лице.
– Не продают? – сочувственно спросил я.
Мужик ответил в том духе, что нужно сурово наказывать тех, кто принимает такие дурные правила торговли.
– Хочешь, выручу? – спросил я и показал мужику горлышко с куском этикетки.
Он сразу посветлел лицом и выдохнул:
– Скока?
Я назвал. Он немного поторговался для виду, но выложил требуемую сумму, да еще и поблагодарил на прощание.
И я отправился домой, цитируя по памяти Маркса: «Нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист ради 300 % прибыли, хотя бы под страхом виселицы».
Виселица мне точно не грозила, но и норма прибыли была, прямо скажем, поменьше трехсот процентов.
* * *
Следующие пару месяцев превратились в унылую каторгу.
На рассвете я вставал, чтобы прибрать свой участок. В девять, а то и десять пробегался по чердакам да подвалам (за них я отвечал тоже). Потом легкий завтрак – и в магазин, таскать ящики. Обед, час вынужденной сиесты, во время которой отхожу от красных кругов перед глазами, снова двор, еще пару часов магазина, ужин, час-два сна и, наконец, утоление страждущих у киоска.
Самое противное, что в любой момент я мог эту каторгу бросить, свалить в неизвестном направлении, сиганув с крыши. Вряд ли мне попадется еще более неудачное тело. Но за пораженческие настроения я себя всячески клеймил и устраивал выволочки. Очень мне хотелось доказать себе, что я сильнее любой судьбы.
Эх, если бы не насквозь прогнившее туловище… Иногда плакать хотелось от бессилия. Попадись мне эта оболочка хотя бы лет десять назад, когда она еще хоть как-то функционировала! Я бы ее до ума довел, была бы как новенькая. Но что тут сделаешь, когда циррозная печень дышать мешает.
Правда, материальное благосостояние росло неуклонно.
За квартиру платил регулярно, директор ЖЭСа нарадоваться не мог моему перерождению, которое он почему-то записал на свой счет. Я не спорил.
Питался скромно, но правильно. Любой диетолог пришел бы в умиление от моего меню: белки, жиры, углеводы и витамины в строгом соответствии с рекомендациями Минздрава. И по самым низким ценам, как любят говорить рекламщики.
Купил и кое-какие принадлежности для осуществления главного плана. Время от времени устраивал перерыв в карьере грузчика и учил свои руки рисованию. Способности способностями, а техника техникой.
Очень быстро погасил долг полутезке-участковому. И, как показал опыт, не зря. Мои вечерние торговые операции скоро стали ему известны. Если бы не хорошее отношение, получил бы я к своему циррозу еще и язву от казенной жрачки. Ну или, как минимум, отбитые в результате «сопротивления при задержании» почки.
А так Вениамин Петрович просто зашел в гости, сделал внушение и намекнул, что слишком нагло я себя веду. Я божился, но не слишком усердно, но за предупреждение расплатился честно – бутылкой вполне питьевой водки. Поскольку разговор происходил после двадцати трех, участковый водке обрадовался и забрал, пообещав для приличия, что вернет при случае.
