– А диалектика – это всегда противопоставление противоположностей…
– Единство и борьба противоположностей, – немного иронично поправляет кто-то из молодых.
Чудненько! Участвуем в дискуссии, господа, не стесняемся!
– Простите. Единство и борьба противоположностей. У каждой тезы есть своя антитеза. У всякой палки, образно говоря, два конца. У всякой, кроме… – немного театральная пауза, взгляд в несколько лиц, – кроме материи!
Скепсис и насмешка в глазах философов. Ну-ка поправьте меня.
– Вообще-то, юноша, – это уже кто-то из профессуры, седой и благообразный, – если вы не в курсе, материя всегда противопоставляется духу, сознанию…
Этому нужно ответить цитатой. Что-то из классиков.
– Так-то оно так, но еще Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» писал… э-э-э, – кошу взглядом на листочек, – что «противоположность материи и сознания имеет абсолютное значение… исключительно в пределах основного гносеологического вопроса о том, что признать первичным и что вторичным. За этими пределами относительность данного противоположения несомненна».
Один – ноль. Теперь нужно отдать шар сопернику.
– Хотя вы, конечно, правы. Материя и сознание противопоставлены друг другу… как целое, – амплитудный жест, – и часть, – скупой жест.
Кажется, ничего. Надежда Петровна, кажется, не моргает. Интересно, почему она не носит очков? Добавила бы себе солидности.
– А вот что противопоставлено материи, – продолжаю жестикулировать, – на, так сказать, ее уровне? На уровне мировой субстанции? Где второй конец этой палки?
Пауза. Пусть подумают.
– Я долго ломал голову над этим вопросом. Мне кажется, лучшим кандидатом для антитезы материи является информация…
* * *
Мне все-таки удалось их расшевелить, большей частью молодежь. Профессура явно скучала, а тот – седой и благообразный – которого я угостил цитатой из Ильича, в середине обсуждения вообще ушел. Не демонстративно, но и без извинений.
Ну и черт с ней, с профессурой. Молодые мне нужнее. Я даже позволил им всыпать мне по первое число, сделал вид, что неправильно понимаю метафизику Аристотеля. Ох уж они меня повозили мордой по цитатам! Зато потом милостиво выслушали некоторые примеры из физики.
А когда я заикнулся об экстрасенсорике, откровенно развеселились.
Ну тут-то как раз мне было что сказать:
– Нет-нет, я понимаю, что среди профессиональных ясновидящих большинство – если не все – шарлатаны. Но задумайтесь: ведь каждый знаком с ощущением взгляда в спину? И вы оборачиваетесь – и сталкиваетесь с этим взглядом. А психологическая взаимосвязь матери и ребенка? После рождения, а иногда и много лет спустя, мать знает, где ее дитя, как оно себя чувствует. Особенно если ребенок в опасности. Да и влюбленные понимают друг друга на уровне не только невербальном… на черт знает каком уровне! Как это все объяснить?
Это заставило их задуматься. Каждого о своем. И неожиданно я получил поддержку от одного из профессоров.
– Когда умирал мой отец, – произнес он очень медленно, – он… у него отнялись ноги. Он перестал подниматься с постели.
Никто не смотрел на профессора, но аудитория словно перестала дышать.
– И я… вызвал одного… как бы сказать… вроде как массажиста. Хотя массажировал он странно, не прикасаясь к телу. Просто водил руками над спиной. И мой отец, старый коммунист и воинствующий безбожник, с удивлением говорил: «Странно… как будто тепло какое-то». После двух сеансов он снова стал ходить. Боль ушла.
Профессор замолчал. Все затаили дыхание в ожидании чудесной развязки.
– Но через месяц ему стало хуже. А через два с половиной он умер.
Чуда не дождались. Что говорить в такой ситуации? В такой ситуации лучше помолчать. Все и молчали. И снова неожиданно заговорил профессор:
– Но ведь он снял боль. И добился временного улучшения. То есть что-то все-таки есть. Правда, когда он пытался мне объяснить принципы своего врачевания, – рассказчик улыбнулся, и всех сразу отпустило, – я чуть не поседел раньше времени.
Слушатели облегченно заулыбались.
– Какие-то Шамбалы вперемешку с православием и физикой элементарных частиц! Ужас!
– Вот именно! – подхватил я. – Есть явления, которые существуют реально, и есть люди, которые пытаются их объяснить… и лучше бы они помалкивали!
Еще более оживленный гул. Всем захотелось оказаться подальше от неожиданного и страшного рассказа.
– Например, гомеопатия, – вещал я. – Пользуемся ею несколько тысячелетий, а строгой теории до сих пор нет. А давайте представим, что воздействует в данном случае не материя, а информация. То есть мы вводим в организм не лекарство, а только информацию о лекарстве…
Это был хороший пример, я на него сильно рассчитывал. Но тут подала голос Надежда Петровна.
– Прошу прощения, что перебиваю, – голос ее был слегка сиплым, она ведь молчала все это время, – но позвольте небольшой пример, а вы попробуете его объяснить на основе вашей теории.
– Не теории, – улыбнулся я. – Гипотезы. Давайте попробую.
– Да, гипотезы, – она смотрела на меня не мигая, как кобра на флейту. – Я имею в виду переселение душ.
Я оцепенел.
– Все эти реинкарнации, – продолжала она, и голос ее уже не был сиплым, – кармы, гилгулы и прочее. Как бы вы их объяснили? Или вы считаете, что все это сказки?
– Нет, не считаю, – теперь сипел я. – И я сам очень хотел бы понять, как это все происходит. Но я пока не знаю.
Окончание лекции получилось скомканным, хотя именно оно должно было стать самым важным этапом. Я собирался плотно пообщаться с некоторыми из молодых, договориться о продолжении разговора… Вместо этого кое-как ответил на вопросы, выдавил из себя: «Если кто-то заинтересовался сегодняшним разговором – я работаю на кафедре прикладной математики… Милости прошу».
На том и расстались.
Я был уверен, что Надежда Петровна предложит поговорить наедине. И она предложила.
* * *
У нее оказался шикарный кабинет – небольшой, но с огромным окном во всю стену. И очень уютный, хотя и без всех этих цветочков-салфеточек, которые многие женщины считают уютом. Идеально чистый стол, ничего лишнего. Да и вообще – чисто, пыль не пляшет в столбе света. «Не удивлюсь, – подумал я, – если она сама тут влажную уборку делает дважды в день».
Мы сидели и молчали. Она – спиной к окну, я лицом. День был яркий, я плохо различал ее лицо, видел только силуэт. Разве что глаза… Глаза теперь не казались стальными заслонками, скорее это были два маленьких водоворота. В них крутились тысячи незаданных вопросов.
Мы молчали. Смотрели друг другу в глаза и даже не шевелились. Руки перед собой на столе. Два сфинкса играют в гляделки.
