– А вы вообще молчите! Вы извратили Тетрапитаку и неправильно перевели Четвертую Корзину с санскрита! Так вот, молитва, даже если она на санскрите, модулирована с определенной частотой, которая совпадает с гамма-ритмом мозга!
– Нет такой частоты! – успевал вставить доктор медицины, но в студии снова звучало громогласное:
– Дайте мне сказать! А схаркивать вообще грешно и нарушает биоэнергетику организма, как доказал еще святой Порфирий Иванов! На эксперименте доказал! Да дайте же мне сказать!
Обсуждения никакого не получилось. Мы покатывались со смеху, массовка улюлюкала, ведущий сохранял маску хладнокровия ценой нечеловеческих усилий. Словом, было весело.
Только к концу ведущему удалось утихомирить неистового Витю. Времени почти не осталось, поэтому он попросил высказаться меня. Наверное, потому, что я единственный даже не пытался остановить адепта всего на свете.
Я собрал волю в кулак и начал:
– Сегодня мы увидели интересный образчик веры. Не веры в Бога, а…
Тут случилось нечто совсем дикое. Витя выкатил водянистые глаза из косматых бровей и завопил:
– Демон! Отдай туловище, демон!
И бросился на меня. Эффект неожиданности дал ему секунд десять, и Витя потратил их с толком: бил меня по голове одной рукой и дергал за волосы другой. Его, конечно, оттащили, передо мной извинились, в окончательный вариант программы это избиение не вошло, но я все равно перестал посещать ток-шоу.
Потому что Витя действительно едва не вытащил меня из оболочки.
* * *
Вечером после записи шоу с безумным Витей я лежал на диване и таращился в потолок. Настя спала: завтра нужно было порвать всех на олимпиаде. Тоня где-то шлялась со своим Костиком. Или валялась.
А я снова освежал в памяти впечатления. Витя, во-первых, оказался не таким уж безумным. То есть безумным, конечно, но разглядеть меня в чужой оболочке… Тут нужен, как минимум, дар. Во-вторых, он почти справился с задачей изгнания демона. Ну, может не почти, но я почувствовал, что меня извлекают наружу. Как будто зубную пасту выдавливают. А еще лопатки начали чесаться и валерьянкой запахло.
Осторожно клацнула входная дверь – Тоня вернулась.
Куда он меня выдавливал? Где бы я оказался, если бы Витю не оттащили? Где он этому научился? И если научился, значит, была практика? Пусть не у него, пусть у его учителей. Значит, я не один? Есть все-таки другие такие же?
Приоткрылась дверь в комнату.
– Как Настя? – спросила Тоня шепотом.
– Нормально, – прошептал я в ответ, глядя в потолок. – Гонял ее весь вечер по вопросам.
– Легла когда?
– Часа полтора назад.
– Ага… – Тоня помялась на пороге. – Ну… спокойной ночи.
– Погоди, – я приподнялся на локте, чтобы лучше видеть Тонино лицо.
Она стояла вполоборота, смерила меня затравленным взглядом. Очень она в этот момент напоминала ощетинившегося дикобраза.
– Ты счастлива?
Тоня улыбнулась. И уже могла ничего не отвечать. Колючки тут же превратились в пушинки, а дикобраз, соответственно, – в милого кролика. Но она ответила:
– Я счастлива.
И почему-то провела рукой по губам. Раньше за ней такого жеста не водилось.
– Он такой… неловкий. Он совершает ошибки. Мы даже ругаемся…
Тоня подумала и села в кресло у двери.
– Иногда он дуется, как мальчишка. Но все равно мне с ним хорошо. И еще… я теперь делаю то, что считаю нужным.
Мы помолчали.
– Настя на тебя обижается, – сказал я.
Уж очень больно было смотреть на это счастливое лицо.
– Да, – Тоня нахмурилась, – я слишком резко с ней поговорила.
– А ты попроси прощения, – предложил я. – Она поймет. Она тебя очень любит.
Тоня кивнула.
– Только не сейчас, – добавил я, укладываясь лицом вверх. – После олимпиады.
Тоня кивнула и поднялась.
– Спокойной ночи. Завтра на танцы идешь?
– Спокойной ночи. Иду.
Она ушла, а я вернулся к сегодняшнему ток-шоу. Похоже, Витя знает, где у меня клапан, через который меня можно выпустить наружу. Но откуда? Откуда, если я и сам не знаю, где этот клапан?
* * *
Настя на олимпиаде заняла второе место. И очень из-за этого расстроилась.
– Ведь могла же первое! – повторяла она, пока мы праздновали это событие в ее любимом кафе. – Я же чувствовала, что там подвох!
– Все равно ты у нас самая умная, – сказал я и взял Настю за руку.
– И мы тебя очень любим, – добавила Тоня и взяла ее за вторую руку.
Настя дернулась было, чтобы вырваться, но передумала.
– Ты меня прости, – сказала мама.
И Настя расплакалась.
Вечером мы ужинали почти как нормальная семья. Настя предавалась веселью, поедая торт-мороженое и периодически обзванивая подруг, чтобы похвастаться:
– А меня в универ без экзаменов берут! Что? Ну и что, что звонила?! Я еще пару раз позвоню, готовься.
Мы с Тоней сидели по обе стороны от дочки и цвели так, как будто сами заняли призовое место на республиканской олимпиаде. Хотя, какого черта! На настоящей Олимпиаде! И теперь даем интервью по этому поводу.
Но вечером разошлись спать по разным комнатам.
А на следующее утро Тоня переехала к Костику.
* * *
Бракоразводный процесс прошел без сучка без задоринки.
У выхода из суда нас ждал Костик. Тоня сразу прижалась к нему, вызвав у меня приступ ревности. Костик чувствовал себя неловко и явно ждал, когда я оставлю их.
– Ну, – сказала Тоня мне, лучезарно улыбаясь, – пока.
– Двадцать лет, – ответил я.
Тоня сначала нахмурилась, припоминая, а потом виновато ойкнула. Костик обмер. Уж не знаю, чего он так испугался.
– У нас сегодня, – объяснила она Костику, – двадцатилетие свадьбы. Совсем из головы вылетело.
– Так давайте отпразднуем! – предложил Костик, который, кажется, совсем офонарел от происходящего. – У нас столик заказан… Правда, на двоих, но я уверен…
– Ага, – кивнул я, – а потом мы с Антониной станцуем танго. Мы специально репетировали к юбилею.
– Очень хорошо! – Костик то ли не ощущал тычков в бок, которыми его награждала Тоня, то ли не соображал, чего это она распихалась. – Я сейчас такси вызову!..
Я счел за лучшее перебить бедолагу, пока он не пригласил меня поучаствовать в первой внебрачной ночи.
– Не нужно, я пошутил, – я отвесил полупоклон бывшей жене. – Желаю удачи.
