Избегал он и девчонок. Как только они начинали бросать на него чуть более заинтересованные взгляды, он тотчас шарахался от них, словно от зачумлённых. А таких взглядов становилось всё больше и больше — он был красив необычной, мрачной красотой откровенной силы. Его тело в сплетениях мускулов, когда он, обнажённый до пояса, трудился у колодца, вызывало восхищённые ахи и охи хуторских прелестниц. Однако ни одна ещё не могла похвастать, что ей удалось заполучить эту редкостную добычу.
Он знал, что отец ушёл сражаться с Ордой. Саата не раз рассказывала ему об этом. Однако никто на хуторе не ведал, что Аратарн уже давно дал нерушимую клятву — в один прекрасный день отправиться в собственный поход и если не отыскать отца или хотя бы его могилу, то уж по крайней мере как следует поквитаться с тварями! Если бы у паренька спросили, как он собирается это сделать, ничего вразумительного он, конечно же, сказать бы не смог; однако глубоко-глубок о в нём жила неистребимая, твёрдая, точно гномья сталь, уверенность — настанет день, и он отыщет пути.
Текло время и в просторном бревенчатом доме, привалившемся к склону холма возле южного рубежа Ар-ан-Ашпаранга, где обитали Ками, Лидаэль и Старый Хрофт, ничуть не изменившийся за эти годы. Девочки же выросли, как и положено смертным. Отец Дружин частенько и с недоумением косился на младшую свою «внучку» — Лидаэль: дочь Перворождённой и владеющего посохом мага, похоже, не унаследовала природы своих родителей…
Эта жизнь совершенно сбила с толку старого воина. Что делать с этими плутовками? Ками уже двадцать семь… по людским меркам — старая дева. Замуж бы ей… детей… но ведь Спутник может жить только рядом с тем, кто поддерживает в нём жизнь. Без заклятий Старого Хрофта бедняжка не протянет и двух дней.
Вестей ниоткуда не приходило. Правда, в один прекрасный — или проклятый? — день до Хрофта сумела дозваться Эльтара Эльфранская…
Она не захотела говорить ни о чём ином, кроме Ками и Лидаэли. И впоследствии, дотягиваясь мысленным неизречённым словом до Хрофта, спрашивала его только о девочках. Сперва — о девочках, потом — о девушках… Время более не существовало для ушедшей Вниз принцессы Эльфрана.
И лишь один раз у неё вырвалось горькое признание. Тот, ради кого она бросила свою страну и отправилась в странствие, оказывается, был жив. И преспокойно обосновался на одном из хуторов Лесного Предела, отчего-то решив порвать и с родиной, и с ней, Эльтарой… Почему он так поступил, саойя теперь знала. Другая! Он нашёл себе другую! Игрушку из рода смертных!.. Они даже завели ребёнка! У него, Рождённого Волной, появился сын от смертной женщины!.. Этого принцесса простить уже была не в силах. И теперь мучилась ещё и ревностью. Ревностью и непониманием — как могло всё так случиться?..
— Я прозакладывала бы оставшуюся у меня душу кому угодно, Владыке Зла, если бы он существовал, чтобы только понять это/ Чем она лучше меня?/ Один, Один, великий Один, помоги/
— Чем же, моя принцесса? Разве в силах я вернуть тебе тело или, скажем, твоего Эльстана?
— Нет, но хотя бы объяснить…
Увы, даже Отец Дружин ничего не мог ответить ей. Ни единым словом.
Семнадцать лет остались позади. Семнадцать лет — немалый срок по людским меркам. И к исходу их стало ясно, что Лесному Пределу не выстоять.
Аратарн укладывал походный мешок. В окрестностях объявилась новая тварь, жутко мерзкая и зловредная. Травопутень уж завтра наступит, вся Орда на севере давно, а тут эдакая напасть! Ходит, переваливаясь, Кожаный Мешок по полям, а из брюха у него сыплются острозубые тварюшки, мелкие и быстрые, ровно тараканы. И спасу от них нет. Роются в бороздах на огородах, жрут взошедшие посевы, подбираются к скотине на выпасах… Нападают на детишек, и даже Защитник не успевает — бестии кидаются всем скопом и мигом обгладывают дочиста, оставляя один скелет.
Сын Эльстана только молча сжимал кулаки, когда дед Каргар, материн отец, кашляя и проклиная всё на свете, вечерами подсчитывал убытки. А намедни эти зубастые прыгуны окружили и сожрали Лаасу — ей только-только семь сравнялось. Хоронились возле самых ворот — и Защитники их не учуяли. А прикончить саму матку этих гадов Защитникам никак не удавалось — та вела себя очень осторожно.
И тогда Аратарн решил. Ему семнадцать, он начал бриться, и он мужчина. Он должен доказать это всем. Он прикончит чудовище — и точка.
О том, что чудовище может прикончить его самого, он не думал.
Меч, два ножа, секира — ах, чудо что за секира, гномской работы, дед год назад подарил, когда ему, Аратарну, сравнялось шестнадцать; лук, арбалет-самобой, тоже хороший, — его Двалин-кователь когда-то смастерил, ещё в пору своего житья у Аргниста-соседа. Когда мирились сотник с дедом, Каргаром то есть, и попал на хутор этот арбалет… Тетиву единым движением взводишь, пять болтов можно в один миг выпустить, и перезаряжать легко — стрелы уже заранее пятками по-особому скреплены. Знай вставляй в самобой увязки, а уж на место он их сам поместит, когда тетиву натягиваешь.
— Арт! Куда это ты?
Не повезло. Мать таки заметила. Теперь плакать будет. Очень уж не любит она, когда Аратарн в лес один уходит. Хотя ведь знает — он лучший охотник на хуторе… да и во всей округе. У него ни одной царапины — а сколько зверья добыто! И ордынских тварей, и Нечисти… Пусть неумехи, чудом спасшиеся, шрамами да рубцами хвастаются. Охота — это охота, а не забава. Зверя взять надо, а не кататься с ним в обнимку, ровно с девкой по сеновалу.
— В лес, мама. За Кожаным Мешком.
— Да в уме ли ты?! Да…
— Погоди, мама. — Аратарн говорил очень тихо и ласково, но глаза его, странные чёрные глаза, были холодны и жёстки. — Погоди. Разве мало нам Лаасы? Мало, скажи? Кто прикончит чудовище, кроме меня? Дед Каргар? Пойду я, мам. А то ведь ещё кого-нибудь сожрут. И так народу после зимы поубавилось…
Саата обречённо посторонилась, глядя на сына полными слёз глазами. Да, мальчик вырос. Да, лучший охотник — наверное, во всём Лесном Пределе равного не сыскать. Но какая же мать сама отпустит дитя на смертельно опасное дело?.. Какая же мать не подумает: «А почему мой? Пусть другие идут!..» Таковы все матери, и ничего уж тут не поделаешь. Правда, если б сыновья их всегда слушались, Орда бы точно все хутора давным-давно уж прикончила.
Аратарн простился с Киитой — та счастливая бегает, замуж берут, — пообещал притащить из леса какую-нибудь диковинку, отыскивать которые сын Сааты был известный мастер, и размеренным шагом двинулся к воротам.
— Дня через три вернусь! — крикнул на прощание матери. И — ушёл.
Следы он отыскал тотчас же. В полулиге от хутора. Они вели прочь, и видно было, где зверь вошёл в лес. Аратарн насторожил самобой, повесил на правую руку секиру — он настолько привык к ней, что уже давно не замечал тяжести оружия, — и пустился вдогонку.
Сперва идти было легко — отпечатки чёткие, места знакомые, знаешь, где засаду ногогрызов ждать, где брюхоеды кучковаться любят, — и Кожаный Мешок, словно понимал всё это, приготовил собственный сюрприз. Дюжина зубастиков ждала преследователя, хоронясь под поваленной лесиной.
