Я безмолвно плавал в сиянии. Это не свет, осознавал я, это необъятное непрекращающееся великолепие, пронизывающее собой то, что когда-то было мной — это не свет. Этот свет просто олицетворяет нечто, он выражает собой что-то другое, более яркое, чем свет, — он выражает Любовь! Причем такую сильную, что сама идея о силе кажется смешным перышком мысли, если ее рассматривать в свете той грандиозной любви, которая поглотила меня.
Я ЕСТЬ!
ТЫ ЕСТЬ!
И ЛЮБОВЬ: ЭТО ВСЕ: В ЭТОМ ВЕСЬ СМЫСЛ!
Радость охватила меня всего и рвала меня на части. Атом отделялся от атома в пламени этой любви. Я был спичкой, упавшей на солнце. Такой сильной радости невозможно было выносить. Ни одного мгновения больше! Я задыхался. Пожалуйста, не надо!
Как только я попросил, Любовь отступила, померкла и превратилась в ночь, которая была солнечным полуднем на Беверли-Хиллз в северном полушарии третьей планеты, обращающейся вокруг небольшой звездочки во второстепенной галактике в не представляющей интереса вселенской, которая является всего лишь незначительной особенностью одной из возможностей вообразить себе пространство-время. Я был микроскопическим проявлением жизни, которая в действительности бесконечно велика. И споткнувшись за кулисами сцены в этом вселенском театре, я в течение одной наносекунды увидел свою собственную реальность и чуть было не превратился в пар от потрясения.
Я проснулся сидя в Банте, мое сердце стучало, а по лицу текли слезы.
— АЙ! — громко произнес я. — АЙ-ай-ай!
Любовь! Такая сильная! Если бы она была зеленой, она бы оказалась такой зеленой, такой невообразимо зеленой, что даже Идея о Зеленом не могла бы ее вообразить: это подобно тому, как стоишь на огромном шаре: как стоишь на солнце, хотя это было не солнце, у него не было краев, не было горизонта. Такое сияние и НИКАКОГО МЕРЦАНИЯ, я смотрел открытыми глазами на самое яркое: но нет, у меня не было глаз. Я НЕ СМОГ ПЕРЕНЕСТИ РАДОСТИ ЭТОЙ ЛЮБВИ: Это было похоже на то, что я уронил свою последнюю свечу в темную впадину, а через некоторое время моя подруга, чтобы я мог лучше видеть, зажгла водородную бомбу.
По сравнению с этим светом весь этот мир, идея о жизни и смерти кажется просто неуместной.
Я сидел в машине, моргая глазами и задыхаясь. Господи! Мне понадобилось десять минут, чтобы снова научиться дышать. Что: почему: Ну и ну!
Вдали на тротуаре внезапно промелькнула улыбающаяся блондинка, и все головы в толпе повернулись, чтобы разглядывать ее. Через некоторое время Лесли открыла дверцу, бросила на сидение кучу конвертов и села за руль.
— Извини, что я задержалась, вук. Там полно народу. Ты здесь не умер от скуки?
— Лесли, я хочу тебе рассказать. Самое удивительное: только что случилось. — Она повернулась ко мне с тревогой.
— Ричард, как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно! — воскликнул я. — Прекрасно, прекрасно, прекрасно.
Я сразу же начал рассказывать без всякой последовательности и замолк только тогда, когда пересказал по частям все, что со мной произошло.
— Я сидел здесь после того, как ты ушла, потом закрыл глаза: Свет, но это был не свет. Ярче, чем свет, но без мерцания и совсем не причиняющий боли. ЛЮБОВЬ, но не как затасканное односложное слово, а Любовь, Которая ЕСТЬ! Я никогда раньше не думал, что она такова. И ЛЮБОВЬ! ЭТО ВСЕ: В ЭТОМ ВЕСЬ СМЫСЛ! Это слова, но тогда не было слов и даже идей. Что-то подобное когда-нибудь: тебе это знакомо?
— Да, — сказала она. И после продолжительной паузы, которая ей потребовалась для того, чтобы вспомнить, она продолжила. — Это было в небе, среди звезд, когда я вышла из тела. Единство с жизнью, со вселенной, которая столь прекрасна, и такая всепоглощающая любовь — все это заставило меня рыдать от радости!
— Но почему это случается с нами? Я просто собирался чуть-чуть вздремнуть, воспользовавшись самогипнозом, Я это делал раньше сотню раз! А теперь, РАЗ! Ты можешь представить себе такую радость, которую ты просишь прекратить, потому что не в силах выносить ее?
— Да, — сказала она. — Я знаю:
Некоторое время мы оба сидели молча. Затем она завела Банту, и мы затерялись среди городского транспорта, радуясь тому, что снова оказались вместе.
Восемнадцать
Кроме шахмат, мы не участвуем больше ни в каких совместных действиях. Мы не занимаемся вместе альпинизмом, не плаваем по рекам на байдарках, не защищаем завоевания революции и не рискуем своими жизнями. Мы даже не летаем вместе на аэропланах. Самым рискованным приключением, в котором мы принимаем участие, является наша поездка через город до бульвара Ла Синега после завтрака. Почему Лесли так очаровала меня?
— Ты заметила, — спросил я, когда она свернула на запад на улицу Мельроуз, направляясь домой, — что наша дружба полностью: бездеятельна?
— Бездеятельна? — Она взглянула на меня с таким удивлением, будто я прикоснулся к ней. — Что ты говоришь?! Иногда мне трудно понять, шутишь ты или нет. Бездеятельна!
— Но ведь это так и есть. Может нам съездить покататься на лыжах в горы, или позаниматься серфингом на Гавайях, чтобы активно проводить время? А то наше самое трудное занятие — это поднимание ферзя и выговаривание при этом слова «Шах!». Это просто мое наблюдение, У меня никогда раньше не было такого друга как ты. Разве тебе не кажется, что мы слишком много работаем мозгами, что мы слишком много разговариваем?
— Ричард, — сказала она, — только шахматы и беседы, пожалуйста! Не надо головокружительных вечеринок, которые являются излюбленным времяпрепровождением жителей этого города и сопровождаются разбрасыванием денег.
Она свернула на боковую улочку, затем на дорожку к своему дому и, подъехав к нему, заглушила мотор.
— Подожди меня минутку, Лесли, Я сбегаю в дом и сожгу все доллары, которые у меня есть. Мне понадобится не больше минуты:
Она улыбнулась.
— Тебе не нужно их жечь. Если у тебя есть деньги, это прекрасно. Для женщины важно то, используешь ли их ты для того, чтобы купить ее. Постарайся никогда не пытаться сделать это.
— Слишком поздно, — сказал я. — Я уже делал это. Больше, чем один раз.
Она повернулась ко мне, прислонившись к дверце машины. Она не делала никаких попыток открыть ее.
— Ты? И почему это кажется мне таким удивительным? Просто до сих пор я ни разу не видела, как ты… Скажи мне, ты купил хотя бы одну хорошую женщину?
— Деньги делают странные вещи. Мне страшно смотреть и видеть, как это случается прямо со мной — не с героем фильма, а с невыдуманным человеком из реальной жизни. Я чувствую себя подобно третьему лишнему в любовном треугольнике, пытаясь протиснуться между женщиной и моими деньгами. Я все еще не привык к такому состоянию, при котором у меня много наличных. Все начинается с того, что мимо проходит очень милая девушка, у которой не так уж много средств, которая почти разорилась или не может выплатить задолженность, и я говорю ей: «Не потратить ли мне денежку, чтобы помочь тебе?»
