Старнс повернулся к Линдси Ли Уэллс:
– Твой друг – просто ходячая энциклопедия.
– А то, – сказала она с выраженным южным акцентом.
– Так о чем я? – спросил Старнс.
– О Гатшоте. О боксе. О старых временах, – выпалил Колин.
– А, ну да. Пока здесь не появилась фабрика, в Гатшоте было несладко. Глухой фермерский городишко. Деревня, по сути. Моя мама говорила, что у него и названия-то не было. Я вам про боксеров рассказывал? Парни со всей Америки приезжали сюда и бились за пять – десять долларов. Чтобы хоть как-то обойти запрет, они придумали правило: нельзя бить ниже пояса и ниже плеч. Это был гатшотский
[46]
бокс, небось слышали о таком. Город этим прославился, отсюда и название.
Колин вытер потный лоб тыльной стороной ладони, но только размазал влагу. Потом сделал несколько глотков чая.
– Мы с Мэри поженились в 1944-м, – продолжил Старнс, – я тогда должен был идти на фронт.
Колин подумал, что Старнсу не помешал бы урок мистера Холтсклоу, который учил их английскому в одиннадцатом классе и рассказывал о смысловых связках. Из самого Колина рассказчик был никудышный, но ему, по крайней мере, было известно о связках. Правда, слушать Старнса все равно было интересно.
– Воевать я так и не пошел, отстрелив себе два пальца на ноге. Да, я трус, но и что с того? Я уже старый, так что могу признаться честно. Но вообще-то войны я не боялся. Война меня никогда не пугала. Мне просто не хотелось ехать к черту на кулички, чтобы там воевать, вот и все. Тогда у меня была дурная репутация. Я, конечно, притворился, что прострелил пальцы случайно, но все знали правду. От этой репутации я так и не избавился, но теперь те люди, что укоряли меня, мертвы и не смогут вам ничего рассказать, так что верить вам придется мне: они тоже были трусами. Все люди – трусы. Но мы с Мэри поженились и, видит Бог, любили друг друга. До самого конца. Я ей не очень-то нравился, но она меня любила, если вы понимаете, о чем я.
Колин и Гассан переглянулись. Глаза у них были круглыми от ужаса. Они оба боялись, что поняли, о чем говорит Старнс.
– Она умерла в 1997 году. Инфаркт. Она была хорошая, а я дурной, но она умерла, а я вот живу.
Потом он показал им фотографии; они столпились за его спиной, а он медленно перелистывал морщинистыми руками страницы фотоальбома. Самые старые фотографии уже выцвели, и Колин подумал, что люди на карточках даже в молодости выглядят старыми. На глазах у Колина рождались и вырастали дети, а у их родителей появлялись морщины и выпадали волосы. И везде, со дня свадьбы и до ее пятидесятилетней годовщины, Старнс и Мэри на фотографиях были вместе.
В моей жизни будет так же, подумал Колин. Обязательно будет. В нашей с Катериной жизни. И не только это. После меня останется больше, чем фотоальбом, где на всех фотографиях я буду старым.
Колин понял, что шесть часов уже истекли, потому что Линдси Ли Уэллс встала и сказала:
– Ну, нам пора, Старнс.
– Лады, – сказал он. – Рад был вас видеть. И, Линдси, ты очаровательна.
– Кондиционер не нужен, приятель? Тут ужасно жарко, а Холлис его для тебя в два счета раздобудет, – сказала она.
– Мне и так неплохо. Холлис и без того много для меня сделала.
Старнс встал и проводил их к двери. Колин пожал трясущуюся руку старика.
Он открыл окна и разогнал свой Катафалк, чтобы стало хоть немного прохладнее.
– По-моему, с меня шестьдесят фунтов пота сошло, – сказал Гассан.
– Ты только что получил сто долларов почти на халяву, такого в Гатшоте отродясь не было, можно и попотеть, – засмеялась Линдси. – Эй, нет, Колин, не поворачивай! Довези меня до магазина.
– Мы будем тусоваться с Другим Колином под кондиционером?
Линдси мотнула головой:
– Еще чего! Вы меня высадите и сгинете куда-нибудь часа на два, а потом мы что-нибудь придумаем для Холлис.
– Жалко, – сказал Гассан слегка раздраженно. – Нам будет не хватать твоей красоты и веселых шуток.
– Ой, прости, – ответила она. – Я пошутила. Ты мне нравишься, Гассан, а вот этого умника я не выношу.
Колин взглянул на заднее сиденье через зеркало. Линдси улыбалась ему. Он знал, что она шутит, но все равно разозлился, и это было заметно по его глазам.
– Колин, я пошутила!
– Когда девчонка называет его невыносимым, обычно это ее последние слова, – объяснил Гассан, словно Колина не было рядом. – Он на такое обижается.
– Чупакабра, – сказал Колин.
– Согласен.
Высадив Линдси, они поехали в «Хардис» и перекусили двойными чизбургерами. Первые полчаса Колин читал Байрона, а Гассан, вздыхая, повторял «Ну ты и зануда», до тех пор, пока Колин не отложил книгу.
У них оставался еще целый час свободного времени. Стоя посреди парковки, от битумного покрытия которой поднимались волны жара, Гассан обтер лоб и сказал:
– Думаю, надо двигаться в сторону магазина.
Они приехали на пятьдесят минут раньше, чем условились, и поднялись по лестнице в зал, где работал спасительный кондиционер. Линдси Ли Уэллс сидела за прилавком. Не на стуле, а на коленях своего бойфренда.
– Привет, – сказал Колин.
Выглянул из-за спины Линдси, ДК кивнул и выдал дежурную фразу:
– Как жизнь?
– Так себе, – ответил Колин.
– Повезло вам, что с Линдси живете.
Линдси весело усмехнулась.
– Когда-нибудь мы будем жить вместе, – сказала она.
– Если вы ее тронете, убью, – внезапно сказал ДК.
– Ну, это клише, – прокричал Гассан из кондитерского отдела. – А если мы случайно до нее дотронемся? Ну, проходя мимо по коридору?
ДК нахмурился.
– Что ж, – сказал он, – было весело. Но у нас с Линдси важный разговор, так что, если вы не против…
Чтобы разрядить обстановку, Колин сказал:
– А, извините. Мы… э-э-э… пойдем погуляем.
– Держите, – сказала Линдси, бросив им ключи. – В грузовике Колина есть кондиционер.
– Только никуда не уезжайте, – буркнул ДК.
Уже в дверях Колин услышал, как ДК спросил:
– Кто из них гений – тощий или жирный?
Но что ответила Линдси, он не разобрал.
Когда они шли к пикапу, Гассан сказал:
– Ну и слон этот ДК, а? Слушай, жирный пойдет в поле пописать.
– А тощий подождет жирного в кабине, – ответил Колин.
Он забрался в машину, повернул ключ зажигания и на полную мощность включил кондиционер.
