Ондуласт обмер, а желудок его скорчило жестоким спазмом.
Остальной люд, только что усердно растаскивавший обугленные огрызки сруба, молча и недобро надвинулся на конвой Ондуласта. Трое легионеров сдвинули щиты, старший прикрикнул – мол, сей магик есть пленник повелителя, Императора Мельина, и всякий, кто покусится…
Просвистел первый камень. Пущенный ловкой рукой, пролетел над щитами солдат и угодил прямо в плечо мэтру. Ондуласт подскочил, взвизгнул, бросился наутёк – слепо, прямо на какой-то плетень. Женщина в кожушке первой ринулась в погоню, за ней, с проклятиями – трое легионеров. Молодые маги остались на месте, один поспешно сплёл руки перед грудью, что-то прошептал – правая нога Ондуласта онемела, как раз в тот момент, когда он пытался перемахнуть через второй ряд плетня.
Перехватило дух, когда чародей увидел прямо под собой заточенный кол, нацелившийся ему в живот.
Нога подвернулась, соскользнула, и…
Легионеры успели первыми, женщина в кожушке потратила лишний миг, чтобы схватить валявшиеся возле раскрытых ворот хлева вилы. С ловкостью, которой позавидовал бы иной велит, она ткнула острие прямо в висок истошно вопившему Ондуласту, обхватившему развороченный колом живот.
Крики мага тотчас оборвались.
…Император въехал в Гунберг следующим утром. На ратушной площади его ждали молчаливые ряды пленных – сдавшиеся бароны с дружинниками. Пахарей распустили по домам ещё ночью.
Мятежники мрачно молчали. Надо полагать, в памяти у всех накрепко засели памятные указы правителя Мельина – как дóлжно поступать с теми, кто, несмотря на все «увещевания многие», не отречётся от Конгрегации. Конечно, тут, в Гунберге, собрались самые худородные из восставших – вся верхушка засела в Мельине, самые же умные, или дальновидные, что порой одно и то же, – в Ежелине, до которого ещё не один день пути.
Рядом с Императором ехал известный многим проконсул Клавдий, ближе к правителю Мельина – чародейка в голубом, проклинаемая многими Сежес; ещё ближе – черноволосая девушка Дану; эту пока что совсем не проклинали. Пока что.
Подойдя к Гунбергу, Император не тратил время на переговоры и требования сложить оружие. Мятежники расценили это как несомненный знак судьбы – с заранее осуждёнными говорить действительно смысла нет.
Император привычно держал чуть на отшибе кровоточащую левую руку. Казалось бы – свыкнуться с таким невозможно. Оказалось – очень даже и вполне. Когда понимаешь, что идёшь против силы, по сравнению с которой твоя жизнь – даже не разменная монета, а нечто куда мельче. Люди здесь вообще просто источник, средство, ингредиент, обладающий некими свойствами. Требуется чем-то особенный Император Мельина – а подать его сюда, и сколько других людишек, даже наших же собственных слуг, сгинет, добывая драгоценную добычу, никого не волнует. В принципе не может волновать. Даже не как у самого жестокого и бесчеловечного тирана. Никакой тиран невозможен без подданных и слуг, а Нерг ни в тех, ни в других не нуждался. Людей можно заменить. Не всегда, но в тех случаях, когда нельзя, люди всё равно оставались всего лишь ингредиентами. Не «говорящими вещами», не «двуногим скотом», а именно компонентами, подобно всевозможным солям и кислотам для алхимика.
Сейчас перед Императором мрачно переминались с ноги на ногу почти две с половиной сотни разоруженных рыцарей. Баронов тут раз, два и обчёлся, всё больше дружинники, безземельные, получившие скромные наделы от сеньоров, или же и вовсе живущие подачками с баронских или рыцарских столов. Впрочем, редко какой рыцарь мог содержать больше пяти-шести бойцов, следовавших за ним в сражение.
Все они приговорены, думал Император. Сегодня каждая капля, скатывавшаяся с левой кисти, отзывалась тягучей болью во всей изувеченной руке. Мы все приговорены, все оказались в заложниках у нергианцев. Даже Радуга, многие десятилетия, если не века, считавшая себя единственной настоящей хозяйкой Мельина. Они долго плели интриги, аккуратно подводя к нужному для себя исходу. Кому оказалась выгодна схватка Семицветья и Империи? Только им. Кто надеется извлечь какие-то бенефиции из страшного Разлома, наступления козлоногих и так далее? Опять же один лишь Нерг. Что? Семандра? Если твари из бездны возобновят натиск на восток, то рано или поздно доберутся и до «свободных» королевств. Конечно, семандрийцы могут этого не понимать, вообще не представлять себе опасности, но это уже не имеет значения. Важно лишь, что из всех бед и несчастий Мельина с завидным постоянством выгоду извлекали лишь всебесцветные.
– Есть ли здесь те, кто хватал детей? – вполголоса спросил Император, нагибаясь к Сеамни.
– Есть, – чуть помедлив, отозвалась Дану, лицо её дрогнуло, ладонь прошлась по животу.
– Есть, – подтвердила и Сежес, пальцы чародейки коснулись висящего на шее гномьего оберега. – Кровь метит сразу и навсегда.
– Их – повесить, – бросил Император. – Остальных – отпустить по домам. Оружие не возвращать.
Сежес медленно повела головой, словно пытаясь без слов сказать: «ну и ну!»
Правитель Мельина тронул поводья, пустил коня медленным шагом вдоль строя пленных.
Да, Сежес и Сеамни выберут. Бестрепетно проедутся следом, молча указывая то на одного, то на другого. Легионеры выволокут упирающихся из толпы, быстро скрутят руки.
Может, это неправильно; может, эти вояки лишь выполняли приказы магов. Последних, кстати, удалось захватить немного, большинство быстро поняло, что происходит, и сумело удрать, даже не попытавшись оказать сопротивление. Одного, захваченного прямо на стене, к сожалению, ожидал самосуд.
– Этот, – услыхал он шёпот Тайде. И сразу – «да» Сежес.
Император кивком указал на могучего затравленно озиравшегося рыцаря в изорванном кафтане без гербов.
– А-а-а, за что?! – истошно завопил тот, извиваясь в руках четверых дюжих легионеров.
Правитель не обернулся.
– Клавдий, передай охране, кто это такие и за что. Скажи – охотники за детьми. Скажи – Радуга приносила малышей в жертву.
Проконсул молча кивнул, сделал знак совсем молодому легату-порученцу.
…Всего из пленных выдернули больше двух десятков – тех, кто помогал магам Радуги ловить детишек по окрестным селениям и самому Гунбергу. Отделённые, кажется, поняли, в чём дело, – судя по волчьим взглядам. Вокруг них сомкнулось кольцо солдат из Третьего легиона, центурион шепнул что-то своим людям, и теперь они, в свою очередь, глядели на пленных настоящими волками – верно, успел поделиться полученными от Клавдия вестями.
На площади и возле неё уже стало черным-черно от собравшегося люда. Наверное, сбежался весь Гунберг. Вольные заметно напряглись, плотнее сомкнув кольцо вокруг Императора, – момент для покушения сейчас – лучше не придумаешь. Достаточно одного удачно пущенного огнешара, одного затаившегося на каком-нибудь чердаке мага Радуги.
Выдвинулась ещё одна манипула Третьего легиона, выразительно нацелилась на заволновавшихся пленных остриями многочисленных пилумов.
