– Молчишь? – вновь донеслось из полумрака. – Думаешь, поди, почему нас в одну кубышку посадили? А я тебе скажу: некуда им больше нас спрятать, так чтобы никто не видел. На Тарла уж и дружинники его косятся, что, мол, за ведьму он возле себя пригрел, а если узнают, что он лорда соседнего заарканил, разбегутся все, кому есть куда податься… А знаешь, какая разница между ведуньей и ведьмой? А я тебе скажу: ведуны трудом да разумом доходят до премудростей своих, а ведьме всё Нечистый дает… Эх, что-то я болтаю много, а ты молчишь всё, Милость, молчишь. Скажи, как дело было. Будешь молчать – точно пропадем, а я ещё пожить хочу.
Юм рассказал. И то, как сидел на крыльце в ожидании ужина, и то, как густой рыхлый туман выполз из темноты, и про жуткие тени, поднявшиеся внезапно перед ним, и про бездонный колодец, в который он падал целую вечность, перестав ощущать своё тело – до тех пор, пока не очнулся привязанным к дубовому креслу. Юм рассказал, но ведун умолк, и в молчании его было что-то холодное, тревожное, пугающее.
– Ну, мы с тобой втетюрились! – Кряж попытался сесть, привалившись к стене, но потом снова повалился набок. – Тут дело похуже, чем я думал. Значит, не добили вы их в прошлый раз. Кишка тонка у Служителей оказалась. Затаились они до поры, а сейчас жди беды, лорд, жди беды… Может, опять оборотни заведутся, а может, и чего похуже. Мы-то выберемся. Если б нам помирать нынче, я бы почуял…
– А почему ты не почуял, когда они к тебе подбирались? – поинтересовался Юм.
– Так люди пришли. Не нечисть какая, а люди обычные. Ко мне многие ходят, кто за советом, кто подлечиться… А нечисть и не подошла бы. У меня там под каждым кустом по оберегу. А на вас точно кто-то морок наслал. Против морока у меня оберегов нет. Не запасся… А вот мы сейчас посмотрим, что там за старушка. Уж больно от нее чернотой тащит, даже здесь чую. Может, оборотень? Да нет – не так проста…
По телу старика пробежала крупная дрожь, зрачки закатились под веки, и белки широко открытых глаз жутковато блеснули, поймав лунный свет, пробившийся в узкую щель высокого зарешеченного окна. Связанное тело начало корчиться, извиваться и кататься по полу. Если бы не путы, ведун, наверное, разбил бы себе голову о стену.
Юм смотрел на него в нерешительности – то ли постараться подползти к ведуну и прижать его к полу, то ли забиться подальше в свой угол и спокойно дождаться, когда у старика кончится припадок.
– Р-разойдись! Я иду! – вдруг прохрипел ведун. – Слышишь меня? Я знаю – слышишь. – Крик превратился в еле слышное невнятное бормотание, а сам старик замер в неестественной позе, и казалось, что он даже слегка приподнялся над каменным полом, а вокруг поднявшихся дыбом длинных седых волос возникло едва заметное серебристое сияние, но в темноте трудно было разглядеть…
Юм внезапно ощутил усталость, какую не испытывал никогда раньше, даже после изнурительных упражнений в рубке на тяжелых секирах, даже после многих бессонных ночей во время давнего похода в Пальмеру. Мышцы вдруг стали деревянными и налились тяжестью, перед глазами начали мелькать красные искорки. Он повалился набок, и не было сил даже пошевелиться, а потом пришло забытье, полное расплывчатых видений и неясных звуков.
«Мир – это чаша скорби, и чем полнее испить её при жизни, тем светлее путь по Небесам…» Мелькнуло лицо летописца Иона, учившего его когда-то истории и словесности, умершего в тот же миг, как была поставлена последняя точка «Летописи похода за Северную Гряду».
«Чем больше тебе достается богатств и власти, тем большим испытанием становится для тебя жизнь…» Это говорил отец, передавая ему корону. После этого они ни разу не встречались, и только голубиная почта порой приносила вести из не так уж и далекого Холм-Гота.
«Я открыла тебе много тайн… Теперь ты знаешь назначение трав и смысл заклинаний, но последний урок, который я тебе дам, это не только урок любви, но и урок печали, потому что, познав мою душу и мое тело, ты потеряешь меня навсегда…» Сольвей, прекрасная ведунья, исчезнувшая без следа…
К чему эта цепь воспоминаний? Может быть, и вправду перед смертью жизнь повторяется вновь лоскутами видений?
– Эй, Милость, ты живой? – Голос ведуна звучал откуда-то издалека, сквозь каменные стены, через бескрайние заснеженные равнины. Но ведь снега уже растаяли…
Юм тряхнул головой, возвращаясь к незавидной реальности. Солома, на которой он лежал, была на месте, и темнота сырого подземелья – тоже. Рядом на голом полу сидел ведун, и веревки, ещё недавно опутывавшие его, валялись тут же беспомощными обрывками.
– Ты это… извиняй. – Ведун зевнул, прикрыв рот морщинистой рукой. – Мне своих-то силенок не хватило, так что я у тебя позаимствовал… Зато теперь там знают, где мы и что с нами.
– Где – там?
– Там, где надо. Внучке я своей весточку послал, а она уж твоему Олфу передаст, будь спокоен.
Глава 5
Любое странствие имеет цель, даже если она неведома самому путнику.
Надпись на придорожном камне на границе Холм-Дола и Холм-Бора
– Имей терпение, парень, и когда-нибудь достигнешь всего, к чему стремишься… Если, конечно, не будешь хотеть невозможного и проживёшь достаточный срок. Пока мы в пути, у нас есть время для разговоров, но ты задаешь странные вопросы, Ойван, сын Увита, и среди них есть такие, на которые я не могу и не хочу отвечать. Многое я просто не могу открыть непосвященным…
– А ты меня посвяти, и буду я посвященным, – прервал Служителя Ойван. – А то – «Ойван, поймай зайца, Ойван, накорми коня, Ойван, разведи костер» – как будто я сам не знаю, что делать. А ты мне даже имени своего не назвал. Это что – тоже тайна?
– А вот об этом ты меня не спрашивал.
– Ну, спрашиваю.
– А без «ну»…
– Назови мне, всеведущий Служитель, своё имя, а заодно и имя своего бога, если, конечно, у него вообще есть имя. – Ойван поднялся в стременах и посмотрел на своего спутника сверху вниз.
– Меня зовут Герант, а вот Истинного Имени Творца я тебе не назову. Мелкая нечисть, услышав его, просто дохнет, но и тем людям, кого не коснулось Откровение, знать его опасно. К несчастью, в любой душе есть место для Зла…
Некоторое время ехали молча, прислушиваясь к шорохам, доносящимся из чащи, которая обступала узкую натоптанную просеку. Седьмой день пути – и ни одного встречного, ни одного дозора, ни одного костровища, хранящего недавнее тепло…
– А что это за тварь, которая на тебя напала? – Этот вопрос давно вертелся у Ойвана на языке, но какой-то суеверный страх мешал задать его.
– Гарпия. – Герант нахмурился, вспомнив, как в локте от его руки щёлкала пасть, полная смертоносных игл. – В мире есть творения, а есть и твари… Вот это – тварь. Нежить выползает из Несотворенного пространства. Рухнула Черная скала, но они снова нашли какую-то лазейку…
– Стоп! – прервал его Ойван. – Что такое Несотворенное пространство? Что такое Черная скала? Я же помогаю тебе. Зачем говорить со мной загадками?
