Клара могла только поразиться, узнав, что Истинные Маги, оказывается, не обладали бессмертием. Одно их поколение в свой черед сменялось другим, хотя по человеческому счёту могли проходить тысячи лет. Поёжилась она, узнав о запрете на деторождение у магов Поколения – одно-единственное дитя у двух Истинных с неумолимостью приходящей к простым людям смерти отправляло всех Магов, включая отца и мать ребёнка, в небытие. Уходили Поколения и другими способами, преображённые богами, владыками Сущего, уставали сами от вечной работы, обретая иное существование… Этого Клара тоже не могла понять – как это они «уставали», обладая таким могуществом? Да ей бы хоть малую толику – уж она бы развернулась! Взять хотя бы то знаменитое восстание Безумных Богов, после которого сгинул бесследно Витар Лаэда, отец непутёвого Кэра, сделавшегося, похоже, самым настоящим некромантом… хорошо, что бедная Аглая этого не видит. Ох, придётся ей врать, если, конечно, она, Клара, выберется из этой заварухи с Мечами и Западной Тьмой…
Истинные Маги недолго оставались одиночками. Опыт покупался дорогой ценой, между ними частенько вспыхивали истребительные войны, миры горели и рушились, и равновесие нарушалось ещё сильнее. Мало-помалу создался Орден, упорядочивший все дела магических Поколений. У его истоков стояли Молодые Боги, только-только взявшие в свои руки верховную власть над Упорядоченным, выиграв Боргильдову битву (Райна, не таясь, закрыла лицо ладонями).
Создавались законы, впоследствии названные Законами Древних. Запрет на убийство одного Истинного Мага другим, запрет на прямое же убийство простых смертных; закон об учениках, закон о воспрещении творения…
– А как же эти законы приводились в исполнение? – опять вылезла Тави. – Это было как у нас, людей? Нарушил – и ничего, если не поймали?
– Сильна ты спрашивать, малышка, – усмехнулся Кицум. – С Законами Древних получилась знатная история. Архивы Поколений утверждали, что это – прямое действие, то есть если оный закон запрещал убийство Мага другим, то ослушника ждала немедленная кара, «причиняемая самой магией». Потом это как-то если не забылось, то отошло на второй план, а судить и карать стал Совет Поколения. Его решения подтверждались магическими действиями. И так было, пока не случился мятеж Ракота, ставшего Владыкой Тьмы. «Сама магия» его не покарала, и засучить рукава пришлось его сородичам. А когда не вышло и у них, за дело принялись Молодые Боги… Впрочем, восстания Ракота – это уже совсем другая история, – решительно оборвал сам себя Кицум. – Вдобавок… – Он вдруг осёкся, запрокинул голову, и глаза его расширились.
Клару словно ожгло ледяным кнутом. Ни разу она ещё не видела, чтобы Кицум хоть чего-то устрашился. Но сейчас на лице старого клоуна был написан самый настоящий ужас.
Посланец загадочного Единого смотрел в залитое тьмой небо, где сейчас вспыхнула яркая золотистая звезда. Через мгновение от неё к земле потянулась золотая лестница, вниз по которой к земле неспешно двинулась человеческая фигурка, с головы до ног окутанная тёплым охристо-шафранным сиянием. Несмотря на огромное расстояние, можно было разглядеть каждую деталь одеяния: каким-то чудом фигурка разом оказывалась и далеко, и близко.
– Спаситель, – услыхала Клара потрясённый шёпот Кицума. – Не думали, не гадали… сидели себе да ждали… дождались.
– Ч-что? Что это такое? – Голос Тави чуть дрогнул. Она тоже помнила те злые мельинские дни, когда все только и ждали, что конца света вкупе с пришествием Спасителя. Однако там, в Мельине, у Него что-то сорвалось.
Зато получилось в Эвиале.
– Пророчества исполнились, – Кицум сжал кулаки и с отчаянием посмотрел на Клару. – Его призвали. И теперь…
Воцарилась тишина, лишь едва слышно плескалась вода за бортом. На спускающегося Спасителя смотрели все, от Клары Хюммель до последнего гребца. Смотрел капитан Уртханг, его кормчие, десятники и сотские, смотрели спутники самой Клары!
– Вот так, – Кицум с трудом взял себя в руки. – Я обещал вам славную драку, верно? Ну так всё выйдет ещё интереснее.
– Спаситель… никогда в Него не верила, – призналась Клара. – А что, если Он явился, так это…
– Конец Эвиала, – со злостью отрубил Кицум, снова подняв взгляд на сияющую фигурку. – Конец того мира, что мы знаем.
– Конец… конец… – зашептались орки.
– Э-э, мил человек, – резко и тоже зло вмешался Уртханг. – Ты говори, да не заговаривайся. Не бывает такого, чтобы конец наставал, а ты только и мог, что оселедец грызть. Руки тебе на что даны? Меч на боку просто так висит?.. Мы, на Волчьих Островах, подобное не раз уж слыхали. Кто нас только не пугал! И непременно «концом света». Мол, если мы не покаемся и не станем исправно церковную пятину выплачивать, худо нам станет уже сейчас, при жизни, ну, а про «после смерти» и говорить не приходится. Так что не болтай зря. Видывали мы всякое, и не такое тож.
– И не такое тож? – глаза Кицума сузились. – Ты, орче, храбр, знаешь, с какого конца за меч браться, а я тебе скажу, что ещё никто, ни один во всём мире, где таких мест, как Эвиал, больше, чем снежинок вашей зимой, не додумался, как можно остановить Спасителя после того, как Он уже вступил в мир. Никто не заставил Его повернуть назад. И потому думаю я, что…
– Что надо нам торопиться сделать своё дело здесь, – с прежней злостью перебил Кицума предводитель орков, глянув на спускающегося Спасителя и сплюнув за борт.
– И то верно, – медленно сказал Кицум, в упор посмотрев на капитана. – Если успеем.
– Успеем, – тот не моргнул глазом. – Если на вёсла приналечь.
– Не томи своих перед делом, – угрюмо посоветовал Кицум. – Он ещё долго спускаться станет. Это ж только видение, не взаправду.
– А раз видение, то что и говорить о нём? – отрубил Уртханг. – Пусть себе видится. А мы ещё зипунов соберём. Нам они никогда не лишни.
– Никогда… не лишни… – только и повторил Кицум, после чего надолго замолчал.
«Длинные» шли ходко. Сквозь незнакомые воды, где могли грозить и отмели, и рифы – потому что перед ними зловещей стеной уже поднимались скалы недалёкого берега.
Утонувший Краб.
* * *
Сердце ещё колотилось от пережитого ужаса, но крылья уже уверенно несли полярную сову высоко над грозно-тёмным морем, меж гребнями голодных волн и плотной пеленой непроглядных туч, когда на востоке вспыхнул золотистый свет. Громадную птицу не швырнуло, не закрутило, как в тот раз, когда её настиг отзвук могущественного некромагического заклинания; нет, она спокойно могла бы лететь дальше, но в воздухе её словно остановила чья-то невидимая рука. Когти едва не разжались, драгоценный фламберг только чудом не полетел в морскую бездну.
Девочкой Сильвия читала запоем – всё, что попадалось под руку. Хроники Империи, смутные эльфьи пророчества, сборники баллад и сказок – всё. Не исключая и Священное Писание. В Спасителя она никогда всерьёз не верила, мол, это – для простонародья, и повествование о Его деяниях для неё оставалось просто ещё одной сказкой со страшным концом. Ясно ведь, что Спасителя выдумали те, кто слаб, кто до одури боится смерти и потому придумывает себе какое-то «посмертие», «возмездие» и прочий возвышенный вздор. Почитать об этом долгим зимним вечером, забравшись с ногами в уютное кресло подле камина, – отчего бы и нет, а вот верить… Сильвия уже тогда считала себя «не такой, как все». Маги смотрят смерти прямо в глаза и побеждают её знанием. Достаточно высоко поднявшийся волшебник может избегать естественного конца очень, очень долго, пока сам не устанет от этого бытия. И это вполне устраивало честолюбивую наследницу Красного Арка.
